Кто не разделит этого пламенного одушевления, этого артистического восторга художника, с каким он видит себя на родной ему почве классической страны!

         О, как мне весело в Риме, если я вспомню, когда

         Бремя туманного, серого неба на мне тяготело,

         Вспомню то время, когда пасмурный северный день

         Душу томил, предо мною бледный покров расстилая;

         Беден, гол и бесцветен мир мне казался, – и я,

         Вечно ничем не довольный, сам о себе размышляя,

         Грустно в путь безотрадный взоры мои устремлял.

         Ныне счастливца главу окружает эфир животворный!

         Феба веленьем послушны мне формы и краски; с небес

         Негою веет, и тихо в ночи светозарной льются

         Мягкие, сладкие песни. Луч италийской луны

         Светит мне ярче полярного солнца – и бедному смертному,

         Мне, жребий достался чудесный!..[25 - Критик цитирует VII элегию.]

Да, обвеянный гением классической древности, где и природа, и люди, и памятники искусств, – все говорило ему о богах Греции, о ее роскошно поэтической жизни, – Гете должен был сделаться на то время если не греком, то умным скифом Анахарсисом, в чужой земле обретшим свою родину[26 - Скиф Анахарсис – легендарный герой, посетивший Грецию во времена Солона и оставшийся там.]. Период жизни, который он переживал, артистическая настроенность духа, – все соответствовало в нем духу эллинской жизни. И как идет гекзаметр к его элегиям, дышащим юностию, спокойствием, наивностию и грациею! Сколько пластицизма в его стихе, какая рельефность и выпуклость в его образах! Забываете, что он немец и почти современник ваш, забываете, как и он забыл это, принявши капитолийскую гору за Олимп и думая видеть себя приведенным Гебою в чертоги Зевеса.

Подобно антологическим стихотворениям древних, каждая элегия Гете схватывает какое-нибудь мимолетное ощущение, идею, случай и замыкает их в образ, полный грации, пленяющий неожиданным, остроумным и в то же время простодушным оборотом мысли. Вот два примера:

         Друг, когда говоришь, что в детстве ты людям не нравилась,

         Или что мать не любила тебя, что тихо, одна

         Ты вырастала и поздно сама развилася, – охотно

         Верю тебе; приятно, сладко подумать, что ты

         Малым ребенком еще от других отличалась. Подруга!

         Участь твоя, что цветок виноградный: чужды ему

         Нежные формы и яркие краски; но грозды созрели —

         Боги и люди мгновенно ими венчают себя[27 - Критик цитирует VIII элегию.].

В III-ей элегии вот как оправдывает он поспешность, с которою предалась ему его милая;

         Друг, не кайся ты в том, что мне предалася так скоро;

         Верь мне, не дерзко, не низко думаю я о тебе:

         Стрелы Эрота бывают различного свойства: иные

         Действуют медленным ядом; тяжко и долго от них

         Ноют сердечные язвы; другие – в мгновение ока,

         Быстро парящею силой кровь обращают в огонь:

         Некогда, в век героизма, когда еще боги любили,

         Взгляду следило желанье, желанью восторги – и, друг!

         Думаешь, долго богиня любви размышляла, случайно

         В роще увидев Анхиза! И только замедли луна

         В ночь разбудить поцелуем Юпитера дивного сына,

         Верь мне, мгновенно б Аврора в объятья его приняла.