– Что такое рейнджер? – поинтересовалась Ольга, пока мы вместе с публикой переходили с трибун стадиона к развалинам на заднем дворе гарнизона.

– Так в Америке раньше называли конных полицейских, а теперь называют коммандос.

Ну, Чак Норрис, кто‑то там еще. И вот в училище раз в год устраивают соревнования на лучшего рейнджера.

– Какие соревнования? – встряла Настена. – Вроде как форт Байярд?

Юное телевизионное поколение.

– Сейчас вам все подробно расскажут, – пообещал я.

Пока капитан довольно толково объяснял почтеннейшей публике правила игры, я отыскал пролом в кирпичной стене и заглянул внутрь.

Когда‑то давно здесь была свиноферма подсобного хозяйства училища. Блок из рыхлого от времени силикатного кирпича длиной метров в сто и шириной метров в двадцать. Когда я поступил, ферма уже несколько лет не функционировала.

Почему‑то свиньи дохли, как осенние мухи, все разом. Уж кого только не вызывали: ветеринаров из московской «тимирязевки», знатных свиноводов с ВДНХ. Без толку. В конце концов ферму построили в другом месте, а эта понемногу разваливалась, портя вид военного городка и вызывая неудовольствие инспектирующего начальства.

Вышел приказ: снести это безобразие к чертовой матери. Стропила и деревянные переборки попросту выжгли, приступили уже к стенам, но тут кого‑то осенило. Ну, если говорить без ложной скромности, – меня. На этот раз скромность можно отбросить, потому что за свою догадливость я едва не оказался в дисбате.

В те годы видаки были даже на гражданке большой редкостью, но училищу повезло: какие‑то шефы премировали нас японским «Фунаем» за наши подвиги на ихней картошке. Видак приставили к телевизору в клубе, и пошла такая ночная жизнь, что за первый месяц пьянство среди курсантов снизилось в четыре раза. Среди кассет попался и фильм про это дело, про соревнования рейнджеров. Смысл их был в том, что рейнджер с кольтом на изготовку должен пройти какое‑то расстояние, при этом перестрелять всех гангстеров на пути и самому не подставиться. И не подстрелить какого‑нибудь случайного прохожего, почтальона или домохозяйку. Причем все фигуранты возникали неожиданно: они были нарисованы на фанерных силуэтах и выскакивали, как чертики. То ли на пружинах, то ли их кто‑то за веревки дергал.

Выигрывал тот, кто доберется до цели быстрей других без условных дырок в собственном организме и без случайных жертв.

И поехало! На фанерках изобразили вероятных противников. Кто в те романтические восьмидесятые был вероятным противником? Ну, «зеленые береты» США. «Краповые береты» Ее Королевского Величества. Десантники фээргэшного абвера. Французские легионеры. А, вот кто еще – израильские коммандос. Еще двух япошек изобразили в виде ниндзя. И штук пять‑шесть случайных прохожих, в том числе двух полицейских непонятной национальной принадлежности, но со звездами американских шерифов.

Причем один из них появлялся с обнаженным кольтом. От него нужно было просто уйти в развалины и не дай Бог подстрелить – сразу пятнадцать очков долой.

Сначала стреляли из учебного просверленного ПМ. Как дети, языком: «Бах! Бах!»

Надоело это дело быстро, слишком много возникало споров: успел – не успел.

Уломали начальство выдавать нам холостые патроны. Пошло веселей, но творческая мысль продолжала работать. Наточили резиновых пуль. Ну, тут уже про видак совсем забыли. На наше счастье, Митюков в ту пору был в академическом отпуске на предмет написания докторской диссертации по насущным проблемам научного коммунизма в преломлении к идеям перестройки, прежний начальник училища болел, а начальник штаба, сорокалетний подполковник Могилевский, сам так втянулся в эту забаву, что самым жлобским образом, нагло злоупотребляя своим служебным положением, норовил встрять без очереди.