И все же… И все же он колебался. Умный Таравангиан потерпел неудачу. Кроме того, его не просто сделали умным. Он получил дар и проклятие. Интеллект и сострадание. Будучи умным, он полагал, что сострадание – это проклятие. Но так ли на самом деле? Или проклятие заключалось в том, что он никогда не сможет испытать и то и другое одновременно?

Он поднялся на ноги и испытал секундное головокружение – в последнее время такое случалось каждый раз, когда он вставал. По краям поля зрения возникла чернота, словно оттуда на него ползли спрены смерти. Наверное, все из-за сердца, хотя Таравангиан не хотел обращаться к лекарю. Не стоило беспокоить того, кто занят, помогая раненым солдатам.

Он дышал в ускоренном ритме, прислушиваясь к грохоту Бури бурь снаружи. Раскаты грома делались все тише. Почти конец.

Он прошаркал до своего сундука и с трудом опустился на колени. Буря свидетельница, с каких пор это движение стало таким болезненным? Его кости терлись друг о друга, как пестик о чашу.

Стараясь не обращать внимания на спренов боли, он дрожащими пальцами набрал комбинацию замка и поднял крышку. Расстегнул подкладку в верхней части, потянулся к потайному отделению и щелкнул спрятанной задвижкой. Это высвободило маленький пузырек с чернилами, специально приспособленный таким образом, чтобы разлиться и испортить содержимое отделения, если в него заберется кто-то чужой.

Только после этого он смог пошарить внутри, найти листы с записями и осторожно их вытащить. Таравангиан создал это год назад, во время своего последнего приступа разумности. Несколько страниц, вырезанных из Диаграммы и расположенных по-новому, с пометками. Он сжег свой экземпляр книги, но сохранил этот фрагмент.

Измученный, он дополз до стула и с трудом сел. Дыша со свистом, прижал старые листы к груди, затем попытался отогнать спренов изнеможения.

Создавая эту маленькую секцию, Таравангиан не был таким умным, как в тот единственный день – теперь уже семилетней давности, – когда написал саму Диаграмму. В тот день он был богом. В день, когда появилась эта часть (год назад), – пророком.

Кто же он теперь? Жрец? Скромный последователь? Дурак? Религиозная терминология казалась в некотором роде предательством. Он имел дело с деяниями не богов, а людей.

«Нет. Бог создал тебя таким, какой ты есть».

Таравангиан поднес страницы к лицу и стал читать, щурясь без очков. Мелким почерком были написаны инструкции, склеенные с фрагментами изначальной Диаграммы. Большинство из них подробно описывало уловку, направленную на свержение Далинара путем тщательного раскрытия секретов, – план, разработанный, чтобы поставить беднягу на колени, чтобы повернуть коалицию против него. В конечном итоге эта уловка только подстегнула Черного Шипа и усилила его подозрения в адрес Таравангиана. До того они были друзьями.

Таравангиан повертел страницу в пальцах, пытаясь понять то странное существо, в которое он превращался, делаясь умным. Создание, не обремененное сочувствием, способное заглядывать прямиком в суть вещей. Но вместе с тем не умеющее понять контекст собственных усилий. Он трудился, чтобы сберечь свой народ – небрежно приказывая убивать детей.

Умный Таравангиан мог ответить на вопрос «как?», но не на вопрос «зачем?».

Тупой Таравангиан не умел устанавливать связи, быстро запоминать и производить расчеты в уме. Этот документ, призванный деморализовать, опорочить и уничтожить человека, к которому тупой Таравангиан питал глубокое уважение, причинил ему боль. Дочитывая, он плакал, и вместо спренов изнеможения вокруг него белыми лепестками осыпались спрены стыда.

«И все это, – думал он, – чтобы спасти горстку людей?»

Сохранить Харбрант, продав остальное человечество. Все потому, что Вражду не победить.