Наконец она покачала головой:
– Я не чувствую никаких изменений в тоне. Почему это важно?
– Я пытаюсь определить, изменяется ли он от какого-нибудь воздействия. Создание войносвета требует небольшого преобразования тонов Вражды и Чести, чтобы привести их в гармонию. Если я найду еще какие-то методы изменения тона, можно создать и другие гибриды.
Достаточно правдоподобное объяснение. Оно должно обосновать ее просьбы о пластинах и других приспособлениях, даже о льде.
– Новый образ мыслей… – проговорила Рабониэль в ритме любопытства.
– Я не думала, что ты обратишь на это внимание. Я предполагала, что ты занята… своей работой.
То есть изменением Сородича.
– Мне все еще нужно уничтожить последний узел, – призналась Рабониэль. – В последний раз, когда я прикасалась к Сородичу, мне показалось, что я чувствую его. Где-то рядом… но он очень, очень маленький. Меньше остальных…
Она поднялась с пола:
– Дай знать, если понадобится дополнительное оборудование.
– Спасибо, – сказала Навани из-за стола и принялась записывать результаты эксперимента с ледяной водой.
Рабониэль не спешила уходить.
Навани удавалось сохранять невозмутимость до тех пор, пока она не услышала, как сдвигают пластины. Она обернулась и увидела, что Рабониэль достала новую, спрятанную под несколькими другими. Преисподняя… Почему Сплавленная выбрала именно ее? Возможно, заметила следы износа.
Рабониэль посмотрела на Навани, которая заставила себя отвернуться, как будто ничего не произошло. Потом Рабониэль сыграла.
Навани тихо выдохнула, закрыв глаза. Она ломала голову над тем, как скрыть то, что она делает, принимая все возможные меры предосторожности… Но не стоило обольщаться. Она была в невыгодном положении, за ней постоянно наблюдали, а Рабониэль всегда была рядом. Навани открыла глаза и увидела, что Рабониэль изумленно уставилась на пластину. Она поместила сферу с пустосветом на положенное место и снова заиграла, наблюдая, как свет покидает вместилище.
Потом Рабониэль заговорила в ритме благоговения.
– Тон, который… вытесняет пустосвет?
Лицо Навани осталось бесстрастным. Что ж, вот ответ на один вопрос. Она спрашивала себя, нужно ли музыканту правильное Намерение, чтобы изгнать пустосвет, – как выяснилось, пластины с необходимым звучанием достаточно.
– Навани, – Рабониэль опустила смычок, – это замечательно. И опасно! Я почувствовала, как пустосвет в моем сердце откликнулся. Он не был изгнан, но сама моя душа сжалась от этого звука. Я потрясена. И… и сбита с толку. Как ты это создала?
– Математика, – призналась Навани. – И вдохновение.
– Это может привести к… – Рабониэль что-то пропела себе под нос, потом взглянула на ведро с ледяной водой. – Ты пытаешься найти способ ослабить вибрации пустосвета, чтобы переписать его с помощью другого тона. С другой полярностью. Вот почему ты спросила об акси.
Она запела в возбужденном ритме. И, Преисподняя, он увлек Навани. В нем звучал трепет открытия. Близость к разгадке.
«Осторожнее, Навани».
Она напомнила себе, что должна была сделать все возможное, чтобы скрыть это знание от врага. У нее был план на случай, если Рабониэль вот так вмешается в работу. Возможный путь к сохранению секретов антипустосвета.
Сейчас надо показаться сговорчивой.
– Да, – сказала Навани. – Я думаю, то, чего ты все время хотела, возможно. Рабониэль, у меня есть основания полагать, что свет, противоположный пустотному, действительно существует.
– Ты это записала?
– Нет, я просто перебираю случайные идеи. |