Ты никогда не была моей королевой, ты ничто для меня. Ты ничто для всех. Так что не говори мне об измене или дружбе. Ты даже не представляешь, во что мне обойдется этот день.
Он снова пошел вперед, не имея никакого видимого оружия, кроме кинжала, заткнутого за пояс. Кинжала, предназначенного для убийства спрена. Кинжала, который, по сути, создала Навани. Он добрался до конца коридора, вспыхнул буресветом, который каким-то образом подействовал, и взлетел из подвала на первый этаж, пренебрегая лестницей.
Навани обмякла в дверях, возражения застряли у нее в горле. Она знала, что Моаш ошибается, но не могла подобрать нужные слова. Что-то в этом человеке сбивало ее с толку, вплоть до паники. Нет, он не был человеком. Он был Приносящим пустоту. Если этот эпитет кому-то и подходил, то именно Моашу.
– Что тебе нужно? – спросила охранница. – Тебя кормили?
– Я… – Навани облизнула губы. – Принеси свечу, пожалуйста. Чтобы возжечь молитвы.
Удивительно, но охранница выполнила просьбу. Взяв свечу, дрожащая Навани прикрыла пламя ладонью и подошла к своему тюфяку. Там она опустилась на колени и начала сжигать свои глифы один за другим.
Если Бог существует, если Всемогущий все еще где-то есть, то создал ли он Моаша? Почему? Зачем выпускать в мир такое существо?
«Пожалуйста, – подумала она, пока глиф съеживался и ее молитвы превращались в утекающий дым. – Пожалуйста. Скажи мне, что делать. Покажи мне что-нибудь. Дай мне знак, что ты существуешь».
Когда последняя молитва уплыла к Чертогам Спокойствия, Навани села на пятки, оцепенев, желая свернуться калачиком и забыть о своих невзгодах. Но стоило пошевелиться, как среди обломков стола что-то блеснуло, отражая пламя свечи. Словно в трансе, Навани встала и подошла туда. Охранница на нее не смотрела.
Навани смахнула пепел и обнаружила металлический кинжал с бриллиантом на рукояти. Она растерянно уставилась на него. Разве оружие не было уничтожено взрывом?
«Нет, это второй кинжал. Тот самый, которым Рабониэль убила дочь. Она отбросила его в сторону, словно ненавидя, как только дело было сделано».
Драгоценное, бесценное оружие, и Сплавленная выкинула его. Как долго Рабониэль не спала? Чувствовала ли она себя как Навани – измученной, доведенной до предела? Забывала важные детали?
Ибо внутри самосвета мягко мерцал фиолетово-черный свет. Не полностью израсходованный в предыдущем убийстве.
Небольшой заряд антипустосвета.
Каладин медленно спускался по лестнице. Он не спешил попасть в ловушку.
Некий импульс подталкивал его вперед. Последующие действия казались предопределенными и четкими, словно духозаклинатель обратил их в камень. Казалось, позади выросла гора, преграждая путь к отступлению.
Вперед. Только вперед. Шаг за шагом.
Он достиг первого этажа. Два Царственных в жутьформе охраняли лестницу; они отступили – неистово напевая, схватившись за оружие. Каладин проигнорировал обоих и, положив копье на плечо, зашагал по центральному коридору к атриуму.
Не надо больше прятаться. Он слишком устал, чтобы прятаться. Слишком выжат для тактики и стратегии. Преследователь хотел его? Что ж, у него будет Каладин, каким его всегда видели. Одетый в мундир, идущий на бой с высоко поднятой головой.
Люди и певцы расступались перед ним. Каладин видел, что среди людей многие носили знаки, описанные Рлайном, – глифы «шаш», нарисованные на лбу. Шквал их побери, они верили в него. Они носили символ его позора, его неудачи и его заточения. Они превратили этот символ в нечто хорошее.
Он не мог отделаться от ощущения, что это конец. Последний раз, когда он надел форму, последний поступок в качестве члена Четвертого моста. Так или иначе, столь дорогая его сердцу жизнь с простым отрядом мостовиков останется в прошлом. |