Преследователь, к его чести, бросился в атаку. Когда он приблизился и схватил Каладина, тот прижал устройство Навани к груди противника и, сплетением направив перекладину вниз, заклинил ее.

Наруч рванулся назад, увлекая за собой Преследователя. Сплавленный врезался в оконное стекло, и его панцирь треснул от удара. Он встряхнулся, быстро приходя в себя, – но не исцелился. Он израсходовал пустосвет.

С усилием Преследователь попытался сдвинуть устройство и сумел освободиться от него – оставив прижатым к окну, которое было измазано его оранжевой кровью. Из треснувшего панциря на его груди тоже текла кровь.

Каладин подошел к нему, держа нож.

– Беги.

Преследователь вытаращил глаза и шагнул в сторону, к своим солдатам.

– Беги! – повторил Каладин.

Существо замолчало – оно не пело, не говорило.

– Беги от меня! – потребовал Каладин.

И Лезиан подчинился – истекая кровью, протолкнулся сквозь ряды солдат-певцов. Он отступал и в предыдущих сражениях, но оба понимали: теперь все по-другому.

Это существо больше не было Преследователем. Он знал это. Певцы знали. И люди, наблюдавшие за битвой, тоже знали. Они начали скандировать, и в воздухе один за другим появились спрены славы.

Благословенный бурей.

Благословенный бурей.

Благословенный бурей!

Дрожа, Каладин забрал и отключил устройство Навани, затем вернулся в центр атриума. Что-то внутри подталкивало его, требовало противостоять тьме.

Он повернулся к лазарету. Дверь была открыта. Когда это случилось? Он шагнул туда и увидел рядами лежащие на полу тела Сияющих, все под теми же одеялами. Почему они не проснулись? Они притворялись, будто все еще спят? Это могло сработать…

Что-то рухнуло сверху. На пол перед Каладином упал труп, череп глухо ударился о каменный пол. Голова повернулась, и Каладин увидел выгоревшие глаза. Ужасно знакомое бородатое лицо. Лицо, которое улыбалось ему бесчисленное множество раз, проклинало его столько же раз, но всегда было рядом, когда все остальное погружалось во тьму.

Тефт.

Тефт был мертв.

Моаш приземлился недалеко от того места, где Каладин сгорбился над телом Тефта. Несколько солдат шагнули к ветробегуну, но Моаш поднял руку и остановил их.

– Нет, – тихо сказал он, когда Небесные спустились. – Оставьте. Вот так мы побеждаем.

Моаш точно знал, что чувствует Каладин. Это сокрушительное отчаяние, это осознание, что ничто уже не будет прежним. Не может быть прежним. Свет покинул мир, и его никогда не возродить.

Каладин принялся укачивать труп Тефта, издавая тихий жалобный скулеж. Он затрясся, теряя себя, как в тот раз, когда умер король Элокар. Как и после гибели Рошона от рук Моаша. И если Каладин так реагировал на смерть своих врагов…

Что ж, смерть Тефта была намного хуже. Гораздо хуже. Каладину не справиться с ней и за несколько лет.

– Вот так, – сказал Моаш Сплавленным, – можно разогнать бурю. Отныне он бесполезен. Проследите, чтобы его никто не трогал. Мне нужно кое-что сделать.

Он вошел в лазарет. В задней части виднелась замысловатая, со множеством деталей модель башни, разрезанная в поперечном сечении пополам. Он присел и вгляделся в копию комнаты с колонной.

Внутри ее лежали хрустальный шарик и миниатюрный фабриаль. Камень едва светился. Последний узел обороны башни, расположенный там, где любой мог его увидеть, – и никто бы ничего не понял.

Однако Рабониэль знала. Как давно? Он подозревал, что она догадалась еще несколько дней назад и теперь тянула время, чтобы продолжить свои изыскания. Эта Сплавленная была источником проблем. Он призвал свой клинок и его острием уничтожил крошечный фабриаль.

Затем Моаш подошел к отгороженной части комнаты.