– Живкин! – крикнул начальник внутренних дел. – А ну, скоренько выясни, сколько вагонов в «Красной стреле» из Питера ушло!

– Есть, товарищ полковник!

– По ночам здесь ходят только поезда Москва – Санкт Петербург! – информировал милиционер тупого коллегу. – Почти каждые полчаса. Потому никакие другие составы ходить не могут!

«Интересно, – подумал эмчеэсник, – сколько лет полковнику? Пожалуй, что за шестьдесят точно… И какой ему интерес по ночам разъезжать? Вышел бы на пенсию, дачка, цветочки…» А еще эмчеэсник подумал, что непременно поможет полковнику получить именные золотые часы к пенсии…

Он отдал приказание своим:

– Вызывайте ФСБ! Это их дело! – Кивнул полковнику, запрыгнул в кабину вертолета и через несколько секунд глянул сверху на место катастрофы.

Была ночь и нулевая видимость. Через полминуты эмчеэсник уже спал.

Две машины «скорой помощи», подвывая, стали пробиваться сквозь лес, а начальник внутренних дел подумал, что эмчеэсник мог бы раненого и вертолетом в больницу!

Далее полковник, которому действительно исполнилось к этой ночи шестьдесят три года, работал до самого рассвета, пока не было восстановлено железнодорожное полотно, а спецсостав не забрал искореженные остатки поезда, погрузив их с помощью крана на мощные платформы. Обученные господа прочесали все окрестности и по окончании дежурства отбыли по домам отсыпаться…

Студент Михайлов пришел в себя в «скорой помощи», открыл глаза и улыбнулся медсестре, что придерживала его руку с прикрепленным к ней катетером, в который вливался физраствор. Медсестра тоже улыбнулась молодому человеку, уверила, что все будет хорошо, а сама вдруг нестерпимо захотела поцеловать эту улыбку пострадавшего. Ей было далеко за сорок, и сердце удивилось такому порыву, а разум слегка подкорректировал это желание, объяснив все материнским чувством к блондину, чья сметанная белизна, особенно в окровавленных местах, была так притягательна. Женщина тронула длинные пальцы молодого человека и, чувствуя их прохладу, профессионально подумала, что окоченение происходит от потери крови, но видимой сколько нибудь серьезной раны на теле пострадавшего обнаружено не было. Может быть, сотрясение мозга?.. Внутренние повреждения органов?..

– Скажите, – спросил раненый, – женщина в вагоне… Что с ней?

В таких случаях полагалось отвлекать больного.

– Вам сейчас лучше закрыть глаза и поспать. Говорить не надо.

Молодой человек подчинился и вскоре заснул, а во сне все говорил, говорил: «Студент Михайлов я, Михайлов!.. Студент…»

Его привезли бессознанным в Центральную больницу города Бологое. Несколько часов он лежал в коридоре, и лишь под утро санитар прикатил его в смотровую.

Никифор Никифорович Боткин, дежурный хирург, откинул простыню с тела пострадавшего и громко сказал:

– Чистый йогурт! Я таких белых и не видал!

И добавил:

– Глядя на такого, сам о себе подумаешь, что негр или, на худой конец, помесь какая!

Посчитал пульс и померил давление:

– Ого! Двести двадцать на сто восемьдесят!

Принялся пальпировать живот, который оказался каменным, обернулся на медсестер и, заметив, что девицы косятся не туда, куда положено, сам взглянул и признал, что «силен братец»! Потом добавил: «Был!» И, накрыв полотенцем пах пострадавшего, увидев струйку крови из уха, подумал, что через несколько минут понадобится простыня. На всякий случай Никифор Никифорович Боткин оттянул белесое веко и поглядел на зрачок голубого глаза.

– Не реагирует, – констатировал хирург.

– Никифор Никифорович, – запросили медсестры. – Его бы в реанимацию!

– Его в морг через пять минут, да и где я вам реанимацию возьму! Сами знаете, что не поможет ему реанимация, да и реанимировать нечем! А у него внутричерепная травма, – распалялся хирург, – и все органы внутренние разворочены!

Никифор Боткин расстроился.