— Я не пойму, ты о чем? — сказал Андрюха враждебно.

Он не хотел больше со мной прощаться. Так что у меня не получилось ему помочь…

Он никогда не умирал. Это отличало его от меня… Ему не хватало собственной смерти, — одной, или парочки-другой. Чтобы перестать обижаться на меня.

Он не знал, что когда умираешь, — ничего не теряешь. Смерть, — не отбирает ничего. Она просто подводит итог.

Как предполагал обидчивый Андрюха, — нам вкололи.

Делегацию медиков, — три мужика, ни одного из них в белом халате, вот что значит вдали от цивилизации, — народ встретил по-разному. Старожилы, — с выражением нетерпеливого ожидания на лице, вновь прибывшие, — кто равнодушно, а кто с явной неприязнью. Но на открытый бунт не решился никто.

Все мы были в одинаковой униформе и все на одно лицо. Поэтому кололи по списку. Расположились в столовой, разложив свои инструменты на обеденном столе. Выкрикивали фамилию, — счастливчик садился на стул, и тут же получал свою дозу.

— Хочешь, — сказал я Андрюхе, — я две приму. Мне все равно. За себя и за тебя?

Но он только неприязненно посмотрел на меня, от былой нашей назревавшей дружбы не осталось следа, — посмотрел неприязненно, и пошел в столовку, на ходу засучивая левый рукав…

Мне досталось, как всем, — два кубика благодатнейшей жидкости.

Они еще не растворились в крови, а я уже ненавидел их. Есть, есть в жизни место ненависти. Ненависть так же естественна, как естественно добро. И одно без другого не может существовать.

Ненависть, — мое оружие.

И ненависти — хватило. Она победила укольчик, когда тот еще и не начал действовать. Но снова пошел запах. Не такой гнусный, как прошлый раз, но его вредности хватило, чтобы наркоманы вокруг слегка поморщились.

Какое-то усилие было. И, наверное, оно вдохновило.

Я пошел в магазинчик, оставляя за собой след улетучивающегося амбре, подошел к прилавку и сказал:

— Две пачки красного «ЛМ».

— Вы из новой партии, — сказал продавец заискивающим тоном, — для вас две недели кредит, до первой зарплаты. Может быть, хотите чего-нибудь еще?

Совсем другой, почему-то, разговор.

— Нет, — сказал я.

Он выложил на прилавок обе пачки, и пожаловался:

— Никто ничего не покупает. Предполагалось, здесь будет центр торговли, старатели станут стоять в очереди, — но никому ничего не нужно. И такая большая текучесть кадров… Если так пойдет дальше, придется лавочку закрывать.

— Я вам сочувствую, — сказал я, потому что в этот момент на самом деле сочувствовал несчастному продавцу. Он так искренне печалился. И так вежливо, почему-то, говорил со мной.

— Если бы не виповцы, давно бы закрылись, — сказал продавец.

— Какие виповцы? — спросил я.

— Ну, если вы будете хорошо работать, и вам повезет, то станете жить не здесь, а в соседнем корпусе. Там у каждого старателя — своя комната, телевизор, холодильник. Виповец может даже девушек себе на выходные заказывать. Только никто из них ни разу еще ни одной девушки не заказал…

— Так на работе вкалывают, что ни на что другое сил уже не остается? — спросил я.

— Им видней, почему, — уклончиво сказал продавец. — Вы скоро все будете знать, лучше меня.

— Когда нам на работу? — спросил я.

— Завтра, — сказал продавец, — прямо завтра с утра и пойдете…

3

Бухгалтер оказался не из братков, это был представитель следующего призыва.