Элеонора почувствовала страх, а потом замерла, когда из кельи, возле которой она стояла, донесся шепот. Голос монотонно повторял слова, словно человек бормотал их снова и снова до тех пор, пока они не станут бессмысленным звуком. Неспящий монах за своими молитвами?

Она подумала, чтобы вернуться назад тем же путем, каким пришла. Возможно, здесь есть другие места, где может находиться такой человек, как Ахилл… Редкое слово достигло ее слуха. Оно было французским, архаично французским.

Элеонора напряглась в направлении звука. Мужской голос был сухим и горьким.

– Теперь внимай, и может, к подвигам…

– Отважного человека, – закончила она беззвучно, не обращая внимания не слезы. «Ахилл!» Дрожащей рукой Элеонора открыла дверь и вошла, быстро закрыв ее за собой. Она повернулась и чуть не захлебнулась криком.

На дальней стене лицом к ней висел Ахилл, толстыми веревками привязанный за запястья к металлическим кольцам. Ряса из грубой ткани была порвана на спине. От ударов кнута остались следы запекшейся крови. Его запястья кровоточили и были в синяках от попыток освободиться – горка каменной пыли лежала на полу под каждым железным кольцом.

Элеонора подбежала к Ахиллу.

– Ахилл, – прошептала она ему в ухо, потом поцеловала в висок и провела рукой по длинным волосам. – Мой отважный…

– Элеонора? – Голос Ахилла был неуверенным, таким же, каким он декламировал «Тристана». Он нахмурился и потряс головой. – Нет, – резко и более сильным голосом произнес он. Ахилл оперся лбом о стену и позволил себе полюбоваться лицом Элеоноры. – Но я делаю, делаю это…

– О прелестная и желанная любовь… – начал он цитировать другую песнь трубадуров, – с прекрасно сложенным, гибким и стройным телом и прекрасной…

– Ахилл, это не сон. Я здесь.

Глаза Ахилла смотрели на нее.

– Элеонора? – снова спросил Ахилл, немного более ясным голосом, хотя все еще недостаточно резким. – Элеонора, ты пришла за мной. Дама рыцаря. Папа… папа знал, что однажды я встречу тебя. Он верил в меня и в любовь. Он говорил мне, что я найду тебя. Только… только он забыл сказать, что, когда я найду тебя, ты не сможешь быть моей дамой, потому что я уже больше не буду рыцарем.

Несвязная речь Ахилла испугала Элеонору.

– Шшш, моя любовь. У меня есть лошади, которые увезут нас отсюда. Ты можешь стоять?

Ахилл потряс головой, пытаясь прийти в себя.

– Да. Да, я могу стоять. – Он выпрямился, перенеся тяжесть тела на ноги, но резкая боль заставила его побледнеть.

Принесенным с собой ножом Элеонора разрезала державшие Ахилла веревки. Он взял ее лицо в свои руки и губами стер слезу, хотя она знала, что соль может причинить боль его запекшимся губам.

Ахилл ласково посмотрел Элеоноре в лицо:

– Я всегда желал тебя, другие мне были не нужны. Я не хочу другой любви.

Слова трубадура согрели Элеонору и защитили от страха.

– Ты можешь идти? – спросила она, стараясь не задеть ворсистой ткани, прилипшей к засохшей крови на спине. – Я могу тебя немного поддерживать. Мы должны идти.

– Сначала позволь мне напиться из твоих губ. – Ахилл мягко и нежно поцеловал ее, потом еще раз – более крепко. – Так много снов о тебе. – Не отрывая взгляда от Элеоноры, Ахилл развел руки в стороны, наклонился, потянул ноги.