Но чем мы увлекались с чрезмерной старательностью, так это малеванием узоров с бесконечно повторяющимися рисунками: птичками, буквами и человеческими фигурами. Подобные картинки в старые времена использовали на свидетельствах о рождении, школьных дипломах, в изображениях генеалогических древ и других важных бумагах.
— А почему ты совмещаешь знаки и картинки? — не унимался Отто.
— Потому что я создаю художественное произведение. Старое и новое — великолепная смесь и очень по-немецки.
— А что ты со всем этим делаешь?
— Продаю или отдаю в музеи, в публичную библиотеку.
— Тогда ты — художник, такой, как их показывают по телевизору? — спросила миссис Фенштермахер.
— Только любитель. Просто после столь долгого сидения за машинкой я люблю поработать руками.
— А люди покупают то, что ты делаешь? Эти амбарные художества?
— Я чаще дарю. Но иногда покупают.
— Я думал, что ты сумасшедший, — рассмеялся Отто, — предлагать мне деньги за это старье! Но если ты их продаешь, то я еще запрошу вдвое больше того, что ты мне предлагал в прошлый раз.
Я не успел ничего ответить, так как миссис Фенштермахер накрыла на стол. Она поставила не только аппетитное мясное блюдо с кукурузой, по краям обрамленное яблочной подливкой, но также сковородку с деликатесом — золотистой кукурузной запеканкой, поджаренной в масле до темно-коричневого цвета и политой густым сиропом «каро». Это была еда фермеров-работяг, с массой холестерина, но ведь мы, немцы, считаем: «если не жарена — это не еда».
Вкус обоих кушаний был такой необыкновенный, что я счел своим долгом похвалить поваров:
— Я теряюсь в догадках, Ребекка, что вкусней — мясо или запеканка.
— Мясо — мужнино, запеканка — моя, — пояснила миссис Фенштермахер.
Удовольствие от трапезы было несколько испорчено прибытием сына Фенштермахеров, хамоватого толстого парня девятнадцати лет, получившего необычное, но, безусловно, подходящее ему прозвище — Повидло. В немецкой общине, где всего несколько вариантов фамилий и еще меньше — имен, привезенных из Европы, нередко встречались мальчики-ровесники — полные тезки. Так, в моей семье было три Лукаса Йодера, а у Фенштермахеров — три Отто. Однако существовал обычай обращаться друг к другу Большой Отто, Рыжий Отто или в случае с неуклюжим Отто — Повидло.
Оба родителя сразу же налетели на сына. Мать с криками:
— На обед нельзя опаздывать!
И отец:
— Ты должен был помочь мне с деревяшками для мистера Йодера!
Совершенно не обращая внимания на родительские упреки и полностью игнорируя меня, Отто-Повидло жадно заглотнул все, что было на тарелке, и пододвинул ее в сторону матери:
— Еще мяса.
Насытившись наконец, Повидло рыгнул, отодвинул стул и буркнул:
— Пошли к деревяшкам, — тяжело поднялся и, прихватив топор, а также лом, направился к тому самому ветхому амбару. Вслед за ним туда пошли и мы с Фенштермахером-старшим.
Вскарабкавшись на лестницу и сделав первый удар, Повидло прогремел сверху:
— Не понимаю, на кой вам нужны эти штуковины.
Я старался не раздражать его, уверяя, что он делает очень полезное дело, но мои ухищрения не подействовали, так как в тот момент он вонзил топор в самый лучший из трех знаков. Силясь предотвратить последующие повреждения, я сказал:
— Ничего страшного. Это можно исправить. Ты все делаешь правильно.
Последний из знаков он отсоединил уже без повреждений.
— Спасибо, что помог достать мне три отличных знака для моей работы, — поблагодарил я спустившегося с лестницы Повидло, но его было невозможно расположить к себе. |