Но на следующий вечер они появлялись снова. Они уже стали прислушиваться, когда дети им что-то говорили. А потом они даже стали разрешать себя погладить. Ронья и Бирк ласково хлопали их, и лошадям это, видно, нравилось. И все же в глазах у них все время светился шаловливый огонек: нас, мол, не проведешь.

Но однажды вечером Ронья сказала:

— Раз я решила, что буду ездить верхом, значит, буду!

Была очередь Бирка доить Лиу, а Шалый и Дикий стояли рядом и смотрели.

— Ты слышал, что я сказала?

Этот вопрос она задала Шалому. И тут же Ронья вцепилась коню в гриву и вскочила ему на спину. Он сбросил ее, но уже не так легко, как в первый раз. Теперь она была к этому готова и пыталась удержаться. Ему пришлось немало побрыкаться, прежде чем он избавился от нее, но наконец это ему удалось. И Ронья, взвыв от злости, шлепнулась на землю. Поднявшись на ноги, цела и почти невредима, она потерла ушибленные локти.

— Как был ты шалым, таким и остался, — сказала она. — Но уж еще разок-то я прокачусь!

И она прокатилась не раз. Каждый вечер после дойки и она, и Бирк пытались научить Шалого и Дикого хорошим манерам. Но никакая наука к этим паршивцам не приставала. Ронью Шалый сбрасывал столько раз, что она сказала:

— Теперь у меня ни одного живого места нет.

И толкнула Шалого:

— Это все ты виноват, дрянь ты этакая!

Но Шалый стоял спокойно и, казалось, был вполне доволен собой.

Она поглядела, как Бирк продолжал бороться с Диким, который был таким же норовистым. Но Бирк сумел удержаться у него на спине до тех пор, пока Дикий не устал и не покорился.

— Погляди-ка, Ронья! — крикнул Бирк. — Он стоит смирно!

Дикий беспокойно ржал, но стоял смирно. А Бирк ласково похлопывал коня, не переставая хвалить его. Ронья возмутилась:

— Да ведь, по совести говоря, он тоже порядочное дерьмо!

Ронье стало обидно, что Бирк укротил Дикого, а ей никак не справиться с Шалым. А еще досаднее было, что в последние вечера ей приходилось все время доить Лиу одной, а Бирк, сидя на спине у Дикого, кружил вокруг нее, покуда она, стоя на коленях, доила кобылу. Это чтобы показать, какой он лихой наездник!

— Плевать на синяки! — сказала Ронья. — Вот сейчас кончу доить и прокачусь!

Сказано — сделано. Шалый ничего не подозревал, и вдруг на спине у него опять очутилась Ронья. Он изо всех сил старался сбросить ее и, когда это у него не получилось, обозлился и испугался. «Нет, на этот раз у тебя ничего не выйдет», — решила Ронья. Она намертво вцепилась в гриву коня, крепко сжала ему спину коленями и удержалась. Тогда он во всю прыть помчался в лес. Еловые ветки и верхушки сосен мелькали с такой быстротой, что у Роньи в ушах свистело. Конь понес, и Ронья в страхе закричала:

— Помогите! Пропадаю! Помогите!

Но Шалый вовсе ошалел. Он мчался так, словно хотел разорваться на куски, и Ронья ждала, что вот-вот она упадет и сломает себе шею.

И тут за ними помчался Бирк на Диком. А резвее коня было не найти. Дикий скоро поравнялся с Шалым и обогнал его. Бирк успел ухватить его за гриву. Шалому пришлось на всем скаку резко остановиться, и Ронья съехала ему на шею, чуть не свалившись. Но она все же удержалась и снова выпрямилась, сидя у него на спине. Шалый стоял понуро, он перестал беситься. Морда у него покрылась пеной, он дрожал всем телом. Но Ронья ласково похлопывала его, гладила и хвалила за то, что он скакал так быстро. И это успокаивало его.

— По правде говоря, тебе следовало бы надавать по морде, — сказала она.