Бирк увидел, что она исчезла, и, удостоверясь в том, что она не вернется, крикнул Ронью. Она вылезла из своего убежища под елью, и они, радуясь своему спасению, стали весело плясать. Какое счастье! Виттре не удалось задрать их до смерти или утащить в горы и заточить на всю жизнь в плен.
— В лесу Маттиса бояться нельзя, — сказала Ронья. — Но когда дикие виттры хлопают крыльями у самых твоих ушей, поневоле испугаешься.
Шалый и Дикий куда-то запропастились, и детям пришлось весь долгий путь домой, в Медвежью пещеру, идти пешком.
— Да я готов хоть всю ночь идти пешком, лишь бы избавиться от диких виттр, — сказал Бирк.
И они брели по лесу, держась за руки, и не переставали болтать, веселые и оживленные после пережитого страха. Начало смеркаться, был прекрасный летний вечер, и они говорили о том, как прекрасно жить на свете, даже если здесь водятся дикие виттры. Как прекрасно жить в лесу, на свободе! Днем и ночью, под солнцем, под луной и звездами. Во все времена года, которые неторопливо сменяют друг друга: только что ушедшей весной, только что наступившим летом, осенью, которая скоро придет.
— А зимой… — сказала Ронья и замолчала.
Они увидели, как ниссе-толстогузки и тролли-болотники с любопытством выглядывают здесь и там из-за елей и камней.
— А сумеречный народец и зимой живет себе преспокойно.
И она снова замолчала.
— Но ведь сейчас лето, сестренка!
И Ронья поняла, что он прав.
— Это лето я запомню на всю жизнь! — сказала она.
Бирк поглядел на темнеющий лес, и в душе у него возникло какое-то странное чувство, непонятно отчего. Он не понял, что причиной этого чувства, похожего на грусть, была лишь красота и тишь летнего вечера.
— Да, сейчас лето, — сказал он и взглянул на Ронью, — и это лето я буду помнить до конца своей жизни. Я это знаю.
И они вернулись домой, в Медвежью пещеру. А на площадке у входа в пещеру сидел Коротышка Клипп и ждал их.
14
Да, там сидел Коротышка Клипп, такой знакомый и дорогой: приплюснутый нос, косматые волосы, косматая борода. Ронья бросилась к нему с радостным криком:
— Коротышка Клипп! О, это ты?.. Это ты!.. Ты пришел!
От радости она стала заикаться.
— Красивый отсюда вид, — сказал Коротышка Клипп, — на лес и на реку!
Ронья засмеялась.
— Да, на лес и на реку! Потому-то ты и пришел сюда?
— Нет, Лувис прислала вам хлеба.
Он развязал кожаный мешок и достал пять больших круглых караваев. Тут Ронья снова закричала:
— Бирк, погляди-ка! Хлеб! У нас теперь есть хлеб!
Она схватила один каравай, поднесла к лицу, стала вдыхать его запах, и на глазах у нее показались слезы.
— Хлеб, который испекла Лувис! Я и забыла, что на свете есть такое чудо!
Она стала отламывать от каравая большие куски и пихать их в рот. Она хотела накормить и Бирка, но он, помрачнев, стоял молча и, отказавшись от хлеба, скрылся в пещере.
— Ну вот, Лувис решила, что хлеб у вас к этому времени поди уже кончился.
Ронья не переставала жевать. Вкус хлеба казался ей самым прекрасным на свете и напомнил ей о Лувис. И тут она спросила Клиппа:
— А как Лувис узнала, что я в Медвежьей пещере?
— Уж не думаешь ли ты, что мать у тебя глупа? Где же тебе еще быть? — фыркнул Клипп.
Он посмотрел на нее и задумался. Вот она сидит, их милая, красивая Ронья, и уплетает хлеб, словно больше ей ничего на свете не нужно. А он должен сейчас выполнить поручение. Лувис сказала, чтобы он сделал это похитрее. Но Коротышка Клипп хитрить особо не умел. |