– Это решать начальству, не тебе. – Сеньора Леонор путается в ключах от кухни, сеньора Леонор проливает молоко, вспоминает, что забыла хлеб, не может утихомирить дрожащий в руках поднос. – Ну выпей хотя бы кофейку. Не уходи из дому, не евши.

– Ладно, ладно, полчашечки. – Панта спокойно проходит в столовую, Панта кладет головной убор и перчатки на стол, садится, пьет кофе. – Ну до свиданья, поцелуй меня. Да не делай такого лица, мамуля, а то и я затоскую.

– Всю ночь такие кошмары снились. – Сеньора Леонор бросается на софу, сеньора Леонор прикрывает рукой рот, говорит срывающимся, сдавленным голосом – Что теперь с тобой будет, Панта? Что будет с нами?

– Ничего не будет. – Панта достает из бумажника деньги, Панта кладет их сеньоре Леонор в карман халата, поднимает штору, разглядывает людей, идущих на службу, нищего на углу, с тарелкой и с флейтой. – А если и будет – мне наплевать.

– Слыхали радио? – Ирис, потрясенная, подскакивает на сиденье, Ирис слышит, как шофер такси вскрикивает и повторяет: «Не может быть, вот беда-то!», расплачивается, хлопая дверьми, влетает на территорию Пантиляндии, орет во весь голос: – Брата Франсиско схватили! Он прятался на реке Напо, около Масана. Ужас, что с ним теперь сделают.

– Я ничуть не жалею о том, что делал. – Панта смотрит, как из дому выходит владелец фабрики надгробных плит, как выходит муж Алисии, как мимо проезжают машины, проходят ребятишки в школьной форме, с учебниками, старушка с лотерейными билетами, Панта чувствует себя не в своей тарелке, застегивается. – Я поступал так, как мне велела совесть, это и есть солдатский долг. И спокойно встречу то, что меня ждет. – Верь в меня, мама.

– Я всегда в тебя верила, сынок. – Сеньора Леонор чистит его щеткой, сеньора Леонор наводит на него лоск, поправляет на нем одежду, раскрывает объятия, целует его, обнимает, обращает взгляд к усачу на старой фотографии. – Слепо верила. Но на этот раз просто не знаю, что и думать. Ты совсем свихнулся, Панта. Надеть мундир, чтобы произнести речь над гробом женщины легкого поведения! Разве твой отец, твой дед поступили бы так?

– Мама, пожалуйста, хватит об одном и том же. – Панта видит, как продавщица лотерейных билетов здоровается со слепцом, как по улице идет человек, на ходу читая газету, как пес обильно мочится на углу, Панта поворачивается и идет к двери. – По-моему, я уже говорил, что раз и навсегда запрещаю касаться этой темы.

– Ладно, молчу, уж я-то умею слушаться начальства. – Сеньора Леонор благословляет его, сеньора Леонор прощается с ним на крыльце, возвращается к себе в спальню, бросается на постель, сотрясаясь в рыданиях. – Дай Бог не раскаяться тебе, Панта. Только об этом и молюсь, но уверена: то, что ты натворил, грозит нам бедой.

– Разумеется, так и будет, во всяком случае со мной. – Лейтенант Бакакорсо чуть улыбается, лейтенант Бакакорсо прохаживается среди родственников, столпившихся у тюремных ворот в ожидании свидания, отстраняет ребенка, который громким голосом зовет черепах и обезьянок. – Я не получу повышения, которого ожидал в этом году, тут уж сомневаться не приходится. Но что говорить, дело сделано, назад ходу нет.

– Это я приказал привести эскорт солдат, я приказал воздать воинские почести несчастной женщине. – Капитан Пантоха наклоняется завязать шнурок на ботинке, капитан Пантоха читает над дверями Амазонского банка девиз: «Деньги сельвы – для сельвы». – Вся ответственность на мне, и только на мне.