– Эх! – вздыхает полковник. – Обставили вы меня, Николай Михайлович! Позор на мою седую голову!

Его лысеющая шевелюра не содержит ни единого намёка на седину.

К счастью, зла на меня Ванновский не держит, забирает с собой в дом, где мы с ним и в компании его очаровательной супруги потихоньку приговариваем пару графинчиков водки. Само собой, мадам Ванновская пьёт шампанское.

В расположение я приезжаю буквально на автопилоте и падаю с коня в руки проворного домового.

– Эка ж вас угораздило, – шепчет Кузьма, раздевая меня и укладывая в постель. – Небось, намаялись, сидючи за решёткой, захотели отдохнуть, да сил не рассчитали.

Не могу сказать за полковника, но моя голова к утру просто раскалывается. Я мечтаю о живительной ракии из фляжки Николова, только где ж её здесь достать?

Но служба есть служба, спихивать свои обязанности на Бубнова я не собираюсь, поэтому провожу со взводом учебные занятия, а после обеда все массово садимся изготавливать ручные гранаты. Там, на передке, они нам ой как пригодятся. Жаль, что по-прежнему сплошная кустарщина, но лучше уж с такими гранатами, чем без них. Почти все мои солдаты уже видели, на что способны эти смертоносные штуки, поэтому относятся к процессу с пониманием. В какой-то степени от гранат теперь зависит их собственная жизнь.

Ближе к вечеру меня вызывают на пост, выставленный у входа в деревню. Вижу несколько подвод, загадочно накрытых рогожей, их сопровождают люди в чёрном, то есть мореманы. Сердце радостно бьётся в груди: замолвил за меня словечко Ванновский, не обманул полковник Генштаба.

– Кто такие?

– Вашбродь, вы штабс-ротмистр Гордеев? – спрашивает один из мореманов.

– Он самый.

Лицо морячка кажется мне знакомым. Точно! Я вспомнил его. Во время моего нахождения в госпитале мы с этим водяным неплохо погоняли демонов в монастыре.

– Жалдырин, ты, что ли?

– Так точно, господин штабс-ротмистр. Приказано доставить вам два пулемёта «максим» и поступить в ваше распоряжение инструктором по пулемётному делу.

– Знал бы ты, братишка водоплавающий, как ты порадовал меня сейчас!

Бойцы помогают сгрузить с подвод «максимы», а я прикидываю, кого бы назначить в пулемётные расчёты. Вдобавок в голове зреют первые мысли, как бы облегчить эти тяжеленные хреновины, на которые у меня весьма амбициозные планы.

Опять подряжаю кузнеца, причём за свой кошт, чтобы он вместо неподъёмных лафетов и больших броневых щитов склепал бы кое-что покомпактней.

Водоплавающему инструктору мои соображения нравятся.

– Этак же можно за собой «максимку» руками тащить.

– Да, а заодно использовать не только на специально оборудованных позициях, но и, скажем, в чистом поле во время атаки.

Принимаю соломоново решение прогнать через курсы пулемётчиков весь личный состав. Заходим, как обычно, издалека – с матчасти. Жалдырин оказывается неплохим инструктором, в нём нет характерного для мореманов чувства превосходства перед «серой скотинкой» и прочими сухопутными недосуществами, он умеет объяснять толково и доходчиво и почти не дерётся, когда кто-то умудряется облажаться.

Начальство нас пока не трогает. Я ценю это время как королевский подарок и через день, когда «максимы» уже принимают привычный по кинофильмам о временах Первой мировой или Великой Отечественной внешний вид, устраиваю стрельбы.

Пулемёт – штука прожорливая, способен выплюнуть до трёх сотен пуль в минуту, а когда ты пропускаешь через него три десятка солдат, немудрено, что боеприпасы тают на глазах. Ну и грохот стоит такой, что во всех окрестных китайских сёлах народ ходит заткнув уши.

За это же богоугодное дело мне и попадает, когда на позициях внезапно объявляется какой-то хрен в погонах ротмистра.