– Ты, крысеныш! – она стукнула брата по голове. – Мартышкина задница!

– Хватит, дети, – сказал я и завел машину. – Пристегните ремни.

– Маленький вонючий гаденыш, он ничего не понимает! – продолжала Николь, пристегивая свой ремень.

– Я сказал хватит.

– Ты сама вонючка, – упорствовал сын.

– Прекрати, Эрик.

– Да, Эрик, заткнись – слышал, что тебе сказал папа?

– Николь… – я посмотрел на нее в зеркало заднего обзора.

– Из‑ви‑ни, папа.

Я понял, что еще немного – и она расплачется.

– Солнышко, мне правда очень жаль, что тебе досталась не та роль, которую ты хотела, – сказал я. – Я знаю, как сильно ты хотела получить эту роль. Конечно, теперь тебе очень обидно.

– Нет. Совсем мне и не обидно.

– Что ж, в любом случае мне очень жаль.

– Нет, правда, пап, мне все равно. Это все уже в прошлом. Я не буду оглядываться, буду смотреть вперед. – Но минуту спустя она воскликнула: – И знаете, кому досталась эта роль? Этой писухе Кэти Ричардз! Мистер Блейки – просто писун!

И прежде чем я успел что‑то сказать, Николь разрыдалась. Она громко всхлипывала на заднем сиденье, а Эрик посмотрел на меня и закатил глаза.

Я вел машину домой и думал, что надо будет поговорить с Николь о выражениях, которые она употребляет, после ужина, когда она успокоится.

Я резал стручковую фасоль, когда на кухню пришел Эрик и спросил:

– Пап, ты не знаешь, где мой МР3‑плеер?

– Понятия не имею.

Я никак не мог привыкнуть к тому, что дети думали, будто я должен знать, где находятся все их личные вещи. Футболист Эрика, его бейсбольная перчатка, браслет Николь, ее заколки для волос…

– Я не могу его найти, – сказал Эрик, стоя в дверях. Он не подходил ближе, опасаясь, как бы я не заставил его накрывать на стол.

– Ты везде искал?

– Везде, папа.

Я вздохнул.

– В своей комнате смотрел?

– Обыскал всю комнату.

– А в гостиной?

– Везде.

– А в машине? Может, ты забыл его в машине?

– Я не забывал, пап.

– Может, ты оставил его в своем шкафчике в школьной раздевалке?

– У нас нет отдельных шкафчиков, только крючки на общей вешалке.

– А карманы куртки ты проверял?

– Па‑ап… Я уже везде искал, правда. Он мне нужен.

– Но, если ты уже везде искал и не нашел, я тоже не смогу его найти, правильно?

– Ну, па‑ап… Помоги мне, пожалуйста.

Жаркое в горшке должно было тушиться еще полчаса, не меньше. Я отложил нож и пошел в комнату Эрика. Я посмотрел во всех обычных местах: в дальней части его шкафа, где он сваливал одежду в кучу (придется поговорить об этом с Марией), под кроватью, за прикроватным столиком, на дне ящика в душевой и под грудами всякой всячины у Эрика на столе. Эрик был прав – в этой комнате плеера не было. Мы пошли в гостиную. По пути я заглянул в комнату к малышке – и сразу увидел пропажу. Он лежал на полке возле пеленального столика рядом с баночкой детского крема от опрелостей. Эрик схватил плеер.

– Спасибо, пап! – сказал он и убежал к себе.

Не было смысла спрашивать, почему плеер оказался в комнате Аманды. Я вернулся на кухню и продолжил резать фасоль. И почти сразу же Эрик снова меня позвал:

– Па‑ап!

– Что? – крикнул я в ответ.

– Он не работает!

– Не кричи.

Насупленный Эрик пришел на кухню.