– От вас вообще плохо пахнет, Блэар. Растрата благотворительных фондов, сознательное неподчинение приказам, подстрекательство к работорговле – Господи, ну и перечень! Вы поставили в неудобное положение и Королевское общество, и наше министерство иностранных дел. А ведь я вас рекомендовал!

– Из фондов я взял только то, что мне задолжали. Если бы мне удалось попасть на заседание Совета управляющих…

– Если бы вам это удалось, вы бы получили по физиономии и оказались выставлены за дверь.

– Ну, тогда мне лучше не рисковать, чтобы не спровоцировать их на насилие. – Блэар снова наполнил свой бокал и поднял глаза на епископа. – А вы можете меня выслушать?

– Меня не так легко шокировать, как некоторых других. Я ожидаю встретить в людях моральную низость и развращенность. – Епископ выпрямился на стуле. – Но нет, я не стану вас выслушивать, это было бы пустой тратой времени. Вас не любят по другим причинам, не имеющим ничего общего с обвинениями, о которых я упомянул.

– По каким же это?

– Вы американец. Я знаю, что родились вы здесь, но теперь то вы американец. Вы даже не представляете себе, насколько грубыми и оскорбительными бывают иногда ваш тон и ваша манера держаться. И к тому же вы бедны.

– Вот поэтому я и взял те деньги, – ответил Блэар. – Я был в Кумаси, в экспедиции. Я не Спик, мне не нужна целая армия сопровождающих, у меня было всего пять человек, чтобы нести научные приборы, лекарства, продовольствие, подарки вождям племени. Мне пришлось заплатить этим пятерым авансом, а я до этого уже потратил все свои средства. Эти люди зависели от меня. Двадцать фунтов. И без того не велика сумма, а ведь половина этих людей по дороге умирает. Хотите знать, куда подевались те деньги, что были обещаны Королевским обществом и министерством иностранных дел? Их растратила колониальная администрация в Аккре. Единственное, откуда я мог что то взять, был Библейский фонд. Вот я и взял. Выбор был очень простой: или еда, или книжки.

– Библия, Блэар, пища духовная. Пусть даже и для методистов. – Епископ произнес эти слова так тихо и таким свистящим шепотом, что у Блэара возникли сомнения, было ли это сказано всерьез или же Хэнни сам в душе насмехался над подобным обвинением.

– А вам известно, на что чиновники в Аккре пустили мои деньги? На торжества и церемонии в честь этого кретина убийцы… вашего племянника.

– Это был официальный визит. Естественно, они должны были пустить ему пыль в глаза. И если бы вы не были так бедны, никаких проблем не возникло бы. Потому то и говорят, что Африка – место для джентльменов. А вы…

– Горный инженер.

– Ну, положим, больше, чем просто горный инженер. Вы еще и геолог, и картограф; но вы не джентльмен, уж это точно. Джентльмены располагают личными средствами, достаточными для того, чтобы любая неожиданность не превращалась в болезненную проблему и публичное унижение для всех. Не беспокойтесь, я возместил Библейскому фонду ту сумму, которую вы у них взяли.

– С учетом моих расходов в Кумаси, Общество до сих пор должно мне еще сто фунтов.

– После того как вы их опозорили подобным образом? Не думаю.

Епископ встал. Ростом он был с настоящего динку. Это Блэар знал точно, потому что Хэнни был единственным членом Совета управляющих Общества, побывавшим в Африке – настоящей Африке, той, что к югу от Сахары. Блэар сопровождал его тогда в Судан, где вначале на них напали тучи мух, потом их пути пересеклись с маршрутами огромных стад домашнего скота, а под конец они наткнулись на лагерь кочевых динка. Увидев белые лица путешественников, женщины в страхе разбежались. Африканцы всегда так поступали: по их поверьям, белые питаются черными. Мужчины остались и стояли, мужественно выстроившись в ряд, все совершенно обнаженные, если не считать покрывавшего их тела тонкого слоя серебристо серого пепла, придававшего им сходство с привидениями, и наручных браслетов из слоновой кости.