Дома обстановка была напряженной. Жена ничего не говорила, но взгляд ее становился все более недоверчивым. Она уже давно перестала верить в это странное дело, которое никак не закончится и из‑за которого мужа почти каждую ночь не бывает дома. А он не мог и не хотел ничего ей объяснять.

Колльбергу было полегче. Каждую третью ночь его сменяли Меландер или Стенстрём. Это страшно не нравилось Ольбергу, потому что он должен был играть в шахматы сам с собой. Как он выражался, решать шахматные задачи. Все темы для разговоров давно уже были исчерпаны.

Мартин Бек окончательно запутался в газетной статье и перестал делать вид, что читает ее. Он зевал и глядел на своих сонных коллег, сидящих понурив головы. Он посмотрел на часы. Без пяти десять. Снова зевнул, поднялся со стула и неверным шагом медленно направился в туалет. Помыл руки и ополоснул лицо ледяной водой. Пошел обратно.

За три шага до двери он услышал, как звонит телефон.

Колльберг уже закончил разговор и собирался положить трубку.

– Он в…

– Нет, – сказал Колльберг. – Он стоит на улице под окнами.

В течение последующих трех минут Мартин Бек еще раз успел повторить весь план до мельчайших подробностей. Этот ход был довольно неожиданным, но в плане ничего не изменялось. Он не попадет в дом, а если даже и попадет, едва ли доберется до лестницы раньше, чем туда подоспеют они.

– Действуйте осторожно.

– Да, – сказал Колльберг.

Он затормозил у театра. Они разделились.

Мартин Бек стоял в сквере. Он видел, как Ольберг входит в дом. Посмотрел на часы. Прошло четыре минуты с того момента, когда она звонила. Он думал об одинокой женщине на третьем этаже. Мужчины по имени Фольке Бенгтссон нигде не было видно.

Через тридцать секунд появился свет на третьем этаже. Кто‑то подошел к окну и тут же исчез. Свет погас. Ольберг был на месте.

Они молча ждали у окна в спальне. Здесь было темно, но в окно пробивалась полоска света. В гостиной горел свет, чтобы было видно, что она дома. Окно гостиной выходило на улицу, из спальни была видна Эриксбергсплан, нижняя часть парка, часть Биргер‑Ярлсгатан, Регерингсгатан, Тегнергатан и прямо под ними нацело Рунебергсгатан.

Бенгтссон стоял на автобусной остановке напротив дома и смотрел вверх на ее окна. На остановке он был один; он немного постоял там, потом огляделся по сторонам, медленно подошел к углу улицы и исчез за телефонной кабиной.

– Вот он, – прошептал Ольберг и сделал в темноте движение рукой.

Они видели, как от остановки отъехал автобус и на противоположной стороне площади свернул на Тегнергатан, а Бенгтссона нигде не было. Возможно, он стоял в телефонной кабине; они ждали, что вот‑вот зазвонит телефон, и Ольберг держал руку на трубке.

Телефон упорно молчал, а через несколько минут Бенгтссон снова перешел на противоположную сторону улицы.

Вдоль тротуара тянулась каменная стена, которая заканчивалась у самого дома, прямо под окнами. За стеной поднимался травянистый склон, у его подножия были два общественных туалета, с дверьми, вмонтированными в стену.

Мужчина остановился на тротуаре и снова посмотрел вверх, на окна. Потом медленно направился ко входу в дом.

Он исчез из виду, и Ольберг долго напрягал зрение, прежде чем разглядел Мартина Бека, который неподвижно подпирал ствол дерева в сквере. Его на несколько секунд закрыл трамвай, появившийся на Биргер‑Ярлсгатан, а когда трамвай проехал, Бека уже не было.

Через пять минут они снова увидели Бенгтссона.

Он шел так близко к стенке, что они заметили его только тогда, когда он пересек улицу и направился к остановке трамвая посреди площади.