Вильдеру пришлось согласиться. Дирижабль помочь им ни в чем не мог. Цели не было. Если бы годное наземное средство… Но и в нем смысла нет, дороги уже все заросли. Опять же, ехать абсолютно некуда – не на мир же разрушенный смотреть, экскурсии устраивать.

* * *

Сергей стоял на прогалине, наслаждаясь одиночеством в летнем лесу. Где-то там впереди шебуршились твари, но близко не подбирались. Вильдеру не было страшно, что-то переменилось в нем после первого посещения леса, когда он провалялся трое суток на грани жизни и смерти. Да и случись что – наплевать, его жизнь и так уныла, хуже, что ли, станет? Летала какая-то мошкара, изредка прилипая к стеклам противогаза. Сергей смахивал ее рукой и продолжал стоять на облюбованном месте.

Ночной лес шевелил руками-деревьями, постанывал, сверкал в свете луны серебристой листвой. Вильдер упал на колени, зачерпнул черной земли в ладонь и сжал что есть силы. А затем прислонился к земле лбом и застыл в таком положении, бормоча что-то. Лесные чащобы перешептывались, но не смели нарушить покой человека. И по-над землей разлилось тягостное молчание, и пробил тревожный час.

Всю дорогу назад Вильдер бормотал два слова: «Черная грязь».

А через два дня, когда они с Евгением Андреевичем возвращались из рейда с хабаром обратно к бункеру, Сергея вдруг охватила ненависть к этому самоуверенному прапорщику, бодро шагавшему впереди. В порыве злобы он саданул прикладом автомата по макушке Андреича, а когда тот упал на землю, еще долго и исступленно бил его по голове. Остановился только тогда, когда устали руки, а от головы прапорщика осталась кровавая каша вперемешку с осколками черепа в резиновой маске противогаза.

Та ночь стала кошмаром для жителей бункера. Дежурившему на входе Вильдер проткнул ножом шею, заглушив рвущийся из горла крик. Остальных он нашел в казармах. Была ночь, и все спали, не подозревая, что жить им осталось считанные минуты. Он расстреливал их, не жалея патронов, пули кромсали тела, в воздухе стоял терпкий запах крови и смерти. И все же одному удалось вырваться, он вывалился в коридор и загремел по лестнице вниз, на второй уровень. Вильдер не торопился его преследовать, он не спеша обошел комнату, добивая ножом раненых. И только потом решительно направился на поиски беглеца. Это оказалось просто – его путь был помечен кровавыми следами – сбежавший серьезно ранен. В свете тусклых лампочек забрызганные руки и голова Вильдера горели огнем, а глаза дьявольски блестели. На лице застыл оскал.

Последнего оставшегося в живых он нашел на складе, за коробками. Тот сидел под грудой тряпья и поскуливал. Пистолет сослужил ему плохую службу и заклинил в самый решающий момент. Бедняга кинулся на Вильдера в отчаянии, голыми руками пытаясь одолеть взбесившегося врача, но напоролся на нож и грузно осел на пол. В его застывших вытаращенных глазах Сергей прочел немой вопрос, и губы его разомкнулись, отвечая:

– В твоей душе грязь, как и в каждом из нас здесь.

После бойни Вильдер, как ни в чем не бывало, отправился к себе в каморку и лег спать. И снились ему безмятежные сны.

* * *

Ужас от содеянного пришел на следующий день, когда после полноценного сна, и совершенно забыв о событиях ночи, он выбрался из своей комнаты. Память услужливо подсказала, чьих рук это дело. И Сергея накрыло. Следующие дни в бункере были мучением. Он стащил все трупы на склад и запер помещение на замок, а потом долго мыл руки, отскребая их от крови, как будто пытался таким образом избавиться от вины. Он перестал есть, спал урывками, погружаясь в кратковременные кошмарные провалы-сны.