– Печенье для детей, – догадался Дерил, – что ж, пойдем.

Они взялись за руки и пошли по заснеженному лесу. По пути Стефани думала о перспективе вернуть себе положение в обществе и выйти за кого нибудь равного, и все больше понимала, что не хочет этого. Она хочет Дерила! Но он так благородно предложил ей помощь и намекнул, что отказа не примет, что оставил Стефани в совершеннейшем замешательстве. Она должна была думать, прежде всего, о сестрах и их будущем, но мечтала лишь о мужчине, свалившемся на нее с неба под Рождество.

Монастырь стоял на холме над рекой. Небольшой, обнесенный высокой оградой, с маленькими окошками бойницами в башенках, он напоминал крепость. Дерил подумал, что в летнее время его стены наверняка отражаются в воде. Пока же все вокруг сковал лед.

Ворота стояли распахнутыми, монахини вышли встречать гостей. Похоже, Стефани здесь ждали. Оказалось, что она многих знает по именам. Дерила снова представили как мистера Макдауэлла, и повели внутрь.

В мрачных каменных стенах монастыря царил жуткий холод. Стефани объяснила Дерилу, что здесь тоже не хватает дров для отопления всех помещений, как и в ее поместье. Монахини делали все, что могли, для улучшения условий жизни, но они были слабыми женщинами, хоть и стойкими духом.

Воспитанники ждали подарков в столовой, усевшись рядами на грубо сколоченных деревянных скамьях. Многие из детей были простужены и шмыгали носами. При виде узелка Стефани их глаза загорелись, но, повинуясь строгой дисциплине, мальчики и девочки оставались на местах, ожидая позволения подойти и получить свое печенье.

Дерил долго наблюдал, как один за другим, тщедушные маленькие человечки, едва волоча ноги, подбредают к Стефани, берут из ее рук угощение, произносят твердо заученные слова благодарственной молитвы, и понимал, что праздником тут и не пахнет. Общая атмосфера уныния и обреченности довлела в этих стенах. Печенья получилось не так много, чтобы дети могли наесться до отвала, и от понимания, что радость мимолетна, их глазенки тускнели еще больше.

– Кажется, я сейчас сделаю то, о чем потом очень пожалею, – проворчал Дерил.

– Что? – удивилась Стефани.

Он повернулся к ней.

– Пришла пора, познакомиться с традициями моего мира. Когда я был маленьким, мне такое нравилось.

По просьбе Дерила монахини нашли старую рясу. Он напялил ее, а чтобы больше походить на старика, подложил под живот подушку и подпоясался простой веревкой. На голову ему надели спальный колпак матери настоятельницы, а из овечьей шерсти, которую монахини пряли вечерами, соорудили пышную бороду.

Стефани не могла поверить своим глазам, когда мужчина изменился до неузнаваемости. Он вернулся к детям, и те приоткрыли рты, разглядывая такое чудо.

– Сани Санты ярки, привезли подарки! – пробасил Дерил, искажая голос, а затем отобрал у Стефани мешок и высыпал остатки печенья на стол.

Тут же поднялась веселая кутерьма. Дети повскакивали, протягивая ручки к угощению, но Дерил следил, чтобы самые слабые тоже получили свой кусок,  а не остались в стороне. За угощением последовали игры. Несуразный силуэт, выпуклый с одной стороны, и подозрительно стройный с другой, крутился в центре детской ватаги, придумывая для них такие развлечения, о которых Стефани раньше не слышала.

Монахини крестились от детского визга и хохота. Таким шумным монастырь не был никогда за все время своего существования.

Рождественский бал у леди Керолайн пользовался большим успехом. Эксцентричную баронессу если и не любили в обществе, то, по крайней мере, спешили почтить визитом из любопытства, что такого интересного она выкинет на этот раз.