|
— Женское тело — это симфония, — прошептал Никлас, — и каждая его часть есть инструмент, который жаждет, чтобы на нем поиграли. Ее пальцы сами собой дотронулись до его щеки. Смуглая гладкая кожа и чуть заметное покалывание пробивающейся из-под неё щетины — в этом чисто мужском контрасте было что-то ошеломляюще эротическое. Его твердые губы продвинулись выше, и он взял в рот её мизинец. Ее дыхание участилось, тело охватила слабость. Словно загипнотизированная, Клер опустилась и села на его колено. Она смутно сознавала, что ведет себя возмутительно, но воли у неё было сейчас не больше, чем у листка, трепещущего па ветру. Его губы и язык двинулись вверх, по белой, тонкой коже внутренней части её запястья. Едва сознавая, что делает, она погладила его волосы. Они были такие густые, мягкие, живые… Клер снова охватило сладкое, расслабляющее чувство, ей казалось, будто она сделана из воска, который тает, тает… Как же ему удалось так быстро довести её до такого состояния? Она знала, что должна остановить его, но пронизывающий её размягчающий жар был так упоителен, что она не могла заставить себя оказать хоть какое-то сопротивление. До той минуты, когда вдруг осознала, что его рука касается её бедра и, медленно поглаживая его, продвигается все выше. На одно мгновение у неё мелькнула мысль: пусть продолжает, ведь между бедер у неё все горит и пульсирует. От его прикосновений станет легче… Но здравый смысл оказался сильнее. — Довольно! Клер поспешно соскочила с его колен и пошатнулась. Когда он схватил её за запястье, она чуть не закричала и лишь с запозданием поняла, что он сделал это, просто чтобы не дать ей упасть. — Вовсе не довольно, но ничего — завтра будет новый день. — Когда Никлас отпустил её запястье, он тоже учащенно дышал. — Доброй ночи, Клариссима. Она посмотрела на него широко раскрытыми застывшими глазами, точь-в-точь как затравленный олень, потом так же, как прошлым вечером, схватила подсвечник и бросилась вон из комнаты. Никлас взял со стола свою салфетку и принялся рассеянно складывать се. Клер была непохожа ни на одну из женщин, которых он знал; и, уж конечно, совершенно непохожа на Кэролайн… Он совсем забыл о портрете, вернее, выбросил из головы мысль о его существовании. Сходство, черт бы его побрал, было разительным, и, внезапно увидев портрет, он испытал почти такой же шок, как если бы увидел саму Кэролайн. Глупо было думать, что он сможет забыть её, живя в этом доме. Обнаружив, что бессознательно свил из салфетки петлю, Никлас с досадой швырнул её на стол. Лучше думать о Клер и её милой женственности, чем о прошлом. Когда они начали игру с поцелуями, он понимал, что ему, возможно, не удастся соблазнить её, но теперь такой исход стал для него неприемлем. Эту игру он непременно должен выиграть. А сейчас он займется тем, что всегда давало ему утешение. Встав, он отправился в самую дальнюю часть дома. * * * Добравшись до своей спальни, Клер распахнула окно и глубоко вдохнула прохладный сырой воздух. На дворе шел весенний дождик, и его ровный шум помог ей успокоить нервы. Никто в Пенрите не узнал бы в ней сейчас ту спокойную, сдержанную учительницу, которой они доверяли своих детей, уныло подумала она. |
