Внутренний голос шепнул Клер: «Смотри, какая уязвимость
написана сейчас на его лице. Возможно, ты и он не так уж
отличаетесь друг от друга». Но это была опасная мысль.
Никлас запел по-валлийски, и комнату наполнил его красивый
звучный баритон.
Май, прекрасное время года,
Как сладко ноют птицы, как зелены рощи…
Но через две строки радостный напев оборвался, сменившись
минорной жалобой.
Когда кукушки кукуют высоко в вершинах деревьев,
Еще горше становится мне.
Дым ест глаза, и не спрятать мне горя,
Ибо моих родичей больше нет.
Никлас тихо повторил последнюю строку, и в его голосе,
казалось, звучала вся скорбь мира.
Хотя мелодия была ей незнакома, Клер узнала слова: это было
стихотворение из средневековой «Черной книги Кэрмартена», одного
из самых древних валлийских текстов. На глаза ей навернулись
слезы, ибо знакомые слова никогда ещё не трогали её за душу так,
как теперь.
Когда затихли последние ноты, она вздохнула, горюя обо всем
том, что потеряно, и обо всем том, чего у неё никогда не будет.
Услышав этот звук, Никлас резко вскинул голову, и уязвимость
на его лице мгновенно сменилась враждебностью.
— Вам давно пора спать, Клариссима.
— Вам тоже. — Она вошла в комнату и затворила за собою дверь.
— А почему вы меня так называете?
— Клер значит ясная, яркая, прямая<По-французски>. А
Клариссима — это превосходная степень по-итальянски. Самая ясная,
самая прямая. Это вам очень подходит.
— А я и не знала, что вы так хорошо играете и поете:
— Об этом мало кто знает, — сухо сказал он. — В старину
валлийский дворянин должен был уметь искусно играть на арфе, лишь
тогда он считался достойным своего звания, но в наше варварское
время все изменилось. Теперь это можно считать моим тайным
пороком.
— Музыка не порок, а одна из величайших радостей жизни, —
весело сказала Клер. — Если таков образчик ваших пороков, то
поневоле задумаешься: а вправду ли вы тот погибший человек, каким
b`q почитает свет.
— Все мои пороки носят публичный характер. И поскольку в игре
на арфе есть что-то напоминающее об ангелах небесных, я держу это
умение в секрете, чтобы не разрушить свою репутацию. — Он наиграл
короткий разудалый мотивчик. — Мы с вами оба знаем, как важна для
человека его репутация.
— Ваше объяснение довольно забавно, но тем не менее оно —
чистый вздор. Кстати… Почему, заметив мое присутствие, вы бросили
на меня такой испепеляющий взгляд? — задумчиво спросила Клер.
Тишина и уединенность ночи располагали к доверительности, и
на сей раз вместо того, чтобы отделаться шуткой, он дал правдивый
ответ:
— Джентльмен должен уметь наслаждаться музыкой, так же как
живописью или архитектурой, но ему не подобает тратить время на
музицирование. Если же он, упаси Боже, все-таки желает играть на
каком-либо из музыкальных инструментов, то это должны быть
непременно скрипка или рояль И уж конечно, истинный джентльмен ни
в коем случае не должен уделять свое драгоценное внимание чему-то
плебейскому, например валлийской арфе. |