Раздался низкий вибрирующий похоронный звук.
— Когда я оказался в Эбердэре, мне было семь лет, и за всю
свою жизнь я ни единого дня не провел под крышей дома. Я обезумел,
как пойманная в силок птица, и начал отчаянно вырываться, пытаясь
убежать. Чтобы я не удрал, меня заперли на ключ в детской, а в
окна вставили решетки. Старый граф призвал па помощь вашего отца,
чьи духовные подвиги он уважал. Возможно, он считал, что
преподобный Морган сможет изгнать из меня бесов.
— Мой отец не занимался изгнанием бесов.
— Верно. Он просто вошел в детскую с корзинкой, полной еды, и
сел на пол у стенки, так что его голова оказалась на одном уровне
с моей. Затем вынул из корзинки пирог с бараниной и начал его
есть. Я был начеку, но он казался таким безобидным. К тому же я
сильно проголодался, так как не ел уже несколько дней. Каждый раз,
когда лакей приносил мне еду, я швырял её ему в голову.
Однако ваш отец не пытался меня к чему-нибудь принудить и не
стал ругать меня, когда я стащил из его корзины пирог с бараниной.
После того как я умял этот пирог, он предложил мне лепешку с
изюмом, а потом дал салфетку, сказав, что мои лицо и руки станут
лучше выглядеть, если я их вытру.
А затем он начал рассказывать мне истории. Про Иисуса Навина
и иерихонскую трубу. Про Даниила во рву со львами. Про Самсона и
Далилу — тут мне особенно понравилось место, где Самсон обрушил на
головы филистимлян их храм, поскольку мне ужасно хотелось вот так
же разрушить Эбердэр. — Никлас откинул голову на спинку стула, и
огонь в камине бросил золотистый отблеск на его точеное лицо. —
Ваш отец был первым человеком, который отнесся ко мне как к
ребенку, а не как к дикому животному, которое требовалось
усмирить. В конце концов я разрыдался у него на груди.
Представив себе несчастного, покинутого ребенка. Клер и сама
едва не расплакалась. Проглотив комок в горле, она сказала:
— Мой отец был самым сострадательным человеком, которого я
когда-либо знала. Никлас кивнул.
— Старый граф сделал хороший выбор — сомневаюсь, что кто-либо
кроме преподобного Моргана сумел бы убедить меня смириться с
ситуацией. Он сказал мне, что Эбердэр — мой дом и что если я буду
слушаться своего деда, то в конце концов у меня будет столько
свободы и столько денег, сколько и не снилось ни одному цыгану. И
тогда я спустился к старому графу и предложил ему сделку. — Он
состроил гримасу. — По-видимому, у меня врожденная склонность к
странным сделкам. Я сказал деду, что буду изо всех сил стараться
стать таким наследником, какого ему хочется иметь, — но только
одиннадцать месяцев в году. Взамен он каждый год должен отпускать
меня на месяц к цыганам. Как и следовало ожидать, граф был отнюдь
me в восторге от этой идеи, однако преподобный Морган убедил его,
что это единственный способ заставить меня вести себя подобающим
образом. Так ваш отец стал моим наставником. В течение
последовавших за тем двух или трех лет он приходил в Эбердэр почти
каждый день — за исключением того времени, когда разъезжал с
проповедями. Кроме обычных школьных предметов, он учил меня вести
себя как англ. В конце концов я был подготовлен к поступлению в
закрытую частную школу, где из меня уже можно было лепить нечто в
достаточной мере похожее на английского джентльмена. — Он бросил
на Клер взгляд, полный иронии. — Перед тем как уехать, я подарил
вашему отцу ту книгу с благодарственной надписью, которую вы
использовали для шантажа. |