– Повторяю, что для этого требуется? – вновь поинтересовался Рэндом.

– Королевская кровь Эмбера, – ответил Ганелон.

– Не уверен, что эта идея мне по душе, – буркнул Рэндом.

– Все, что тебе требуется сделать, это уколоть им палец, – успокоил его Ганелон.

Он протянул кинжал.

– И дать капле крови упасть на Лабиринт.

– И что случится?

– Давай попробуем и увидишь.

Рэндом посмотрел на меня:

– Что скажешь?

– Действуй! Я заинтригован результатом.

Он кивнул:

– Ладно.

Рэндом взял кинжал у Ганелона и кольнул им кончик левого мизинца. Затем он сжал палец, держа его над Лабиринтом. Появилась крошечная красная бусинка, постепенно увеличившись в размерах, она задрожала и упала.

Сразу же с места, где она коснулась поверхности, взвился дымок, сопровождаемый слабым потрескиванием.

– Будь я проклят! – воскликнул явно заинтригованный Рэндом.

Возникло крошечное пятнышко, постепенно расползшееся до размеров полудоллара.

– Видите, – показал Ганелон, – вот как это было сделано.

Пятнышко было и в самом деле миниатюрным подобием массивной кляксы подальше и правее от нас. Сторожевой грифон издал слабый визг и отступил, быстро поворачивая голову от одного из нас к другому.

– Легче, парень, легче, – проронил я.

Я протянул руку и снова успокоил его.

– Но что могло вызвать такое большое… – начал было Рэндом, а затем медленно кивнул.

– В самом деле, что? – вымолвил Ганелон. – Я не вижу никаких следов, отмечающих место, где был уничтожен твой конь.

– Королевская кровь Эмбера, – высказался Рэндом. – Ты сегодня просто‑таки переполнен озарениями, не так ли?

– Попросим Корвина рассказать тебе о Лорене, месте, где рос черный круг. Я всегда настороже к действию этих сил, хотя тогда я знал их лишь издали. Эти дела стали для меня ясней с каждой новой вещью, что я узнавал от вас. Да, теперь у меня бывают озарения, когда я знаю больше об этих фокусах. Спроси Корвина, хорошая ли голова у его генерала.

– Корвин, дай мне проколотую Карту, – попросил вместо этого Рэндом.

Я вытащил ее из кармана и разгладил. Пятна казались теперь более зловещими.

Меня также поразила еще одна вещь. Я не верил, что она была выполнена Дворкиным, мудрецом, магом, художником и одно время наставником детей Оберона. До этого момента мне и в голову не приходило, что кто‑то еще мог оказаться способен произвести что‑то подобное.

Хотя стиль этой Карты казался каким‑то знакомым, это была не его работа. Где же я раньше видел этот обдуманный штрих, менее спонтанный, чем у мастера, как будто каждое движение было очень продумано, прежде чем перо коснулось бумаги?

И еще было что‑то не так в ней – качество идеализации иного порядка, чем у наших собственных Карт, почти такое, словно художник, скорее, работал по старой памяти, с мимолетных встреч или по описанию, чем с живой натуры.

– Дай Карту, Корвин, будь так любезен, – повторил Рэндом.

Что‑то в том, как он это сказал, заставило меня заколебаться. У меня появилось чувство, что он каким‑то образом обошел меня в чем‑то важном, чувство, которое мне совсем не понравилось.

– Я здесь для тебя гладил эту старую уродину и только что пролил кровь ради общего дела, Корвин, а теперь дай ее мне.

Я вручил ему Карту, и мое беспокойство усилилось, когда он держал ее перед собой в руке и хмурил брови. Почему это я вдруг поглупел? Может, медленно торжествует ночь в Тир‑на Ног‑те?

Почему?..

Рэндом начал ругаться, выдав длинный ряд богохульств, непревзойденных ничем встреченным мною ранее за мою долгую военную карьеру.