|
В первый момент я ощутил лишь невинную, щекочущую ноздри пыль, но промелькнул в ней какой-то следок, было там что-то такое... ближе, еще ближе... Когда нос мой прижался к холодной поверхности, я сделал резкий вдох. Да! Гниль, гнильца... Еще раз, и... о, измена! От него веяло смрадом, выдававшим не праведное происхождение. Я нюхал, как пьяный, убийство, скрывавшееся за изящной бледно-желтой элегантностью, кровавую дыру, с которой он был сорван. Я нюхнул еще раз: блеск, опрятность, белизна - все это было обманом. Какая мерзость! Я еще раз понюхал, с предвкушением, со страхом, потом бросил его на стол и стал судорожно вытирать губы, нос, пальцы краем купального халата, а меня уже снова к нему тянуло. Вошла без стука медсестра со старательно сложенной, словно бы новой одеждой, и положила все на столик рядом с черепом. Я поблагодарил ее. Она молча кивнула и вышла из комнаты. Глава 11 Одевался я в ванной, двери были полуоткрыты, и я мог через короткий пустой коридорчик - двери комнаты тоже были приоткрыты - все время видеть череп. "Прелесть ты моя!" - подумал я. Часами я мог бы в него всматриваться - такое это было блаженное омерзение, тревожащее и волнующее, после всего того, что я пережил. Меня даже какой-то испуг пронимал - не перед черепом, конечно, а перед самим собой, поскольку что я, собственно, такого в нем отыскал? Да, люблю обработанную со знанием дела кость. Но что же так меня в нем привлекло, что я готов был смотреть и даже снова нюхать со все большим омерзением, но не в силах от него оторваться? Смерть того человека, у которого его отобрали? Но это не имело ничего общего со сделанной из черепа безделушкой, пресс-папье для бумаг, да, впрочем, мне вообще не было до этого человека никакого дела. Во всяком случае, теперь я уже лучше понимал, почему когда-то, очень давно, многие годы назад, вино пили из черепов. Они придавали ему дополнительный вкус. Я еще долго размышлял бы так, но вдруг услышал через коридорчик скрип дверей докторского кабинета, ведущих в главный коридор. Я прикрыл дверь в ванную, поспешно застегнул последнюю пуговицу, осмотрел в зеркале лицо и выглянул, медленно, нерешительно. В комнате находились два человека в цветных пижамах. Один из них, с неравномерно рыжими, словно бы крашеными и местами вылезшими волосами, стоя ко мне спиной, читал, наклонив голову, названия на корешках книг. Второй, коренастый, с опухшими веками цвета крепко заваренного чая, сидел за столиком с черепом и говорил: - Брось. Оставь книги в покое. Ты ведь их знаешь уже наизусть. Я вошел в кабинет. Сидевший мельком глянул на меня. Шея у него была белая и дряблая, не гармонирующая с лицом, смуглым и явно многоопытным. - Сыграем? - спросил он у меня, вытаскивая из кармана свекольного цвета пижамы маленький стаканчик, из которого после того, как была отвинчена крышка, на стол высыпались кости. - Я не знаю, на что... - колебался я. - Ну, как всегда, на звезды. Кто выиграет, тот называет. Идет? Он уже, гремя, помешивал кости. Я ничего не сказал. Он выбросил их и сосчитал очки: одиннадцать. - Теперь вы, коллега. Он подал мне стаканчик. Я встряхнул его и бросил кости - выпали две двойки и четверка. - Моя, - сказал он с удовлетворением. - Ну, тогда пусть будет Маллинфлор. |
