Наконец по совету хозяина магазинчика колониальных товаров побывал на концерте духового оркестра в тумангородском парке. Кроме меня там оказалось всего несколько кашляющих курортников (астматиков-полугномов из Сморчковых гор).

Начался концерт. Музыканты все местные. Их инструменты издавали легкое клокотание. Мне стало спокойнее. Звуки, словно пузырьки воздуха, струились из труб и растворялись в тумане. Казалось, туман двигался в такт музыке: то сгущался, то кружился вихрем, то трепетал, хотя, конечно, это все из-за ветра. Музыканты очень талантливы. Каждый играл немного по-своему, импровизировал. Удивительно, какие нежные звуки можно извлечь из музыкальных инструментов, всего лишь вовремя открывая и закрывая клапаны натренированной рукой! Будто на крыльях, я полетел домой, только по дороге, из-за плохой видимости, споткнулся о ведро с дохлыми медузами.

Не меньше десяти колибрилей по оцтафанову туманоптометру — едва вижу таблицу. Густая пелена, окутавшая башню со всех сторон, выглядит устрашающе. Кое-где туман такой плотный, что стекает по оконным стеклам, будто морская пена. Впервые за время пребывания в Туман-городе мне не по себе.

Наконец скрепя сердце выхожу в туман. Кажется, будто ходишь под водой, каждый шаг требует огромного напряжения мускулов. Дышать трудно, на нёбе очень скоро неприятно оседает соль. Тело тяжелеет, на душе кошки скребут. А ведь кто-то едет сюда лечиться! Нужно быть очень тяжело больным. Решил вернуться в башню, но сбился с дороги и добрый час блуждал, как ненормальный, пока случайно не наткнулся на входную дверь. Запершись изнутри, вздохнул с облегчением.

Целиком ушел в работу.

Вечером тщательно осмотрел лейденского человечка. Туманный червь повис у самой пробки бутылки, как паук. Гельмгольм не может до него дотянуться и, видимо, совсем о нем позабыл, во всяком случае, внимания не обращает. Я постучал по стеклу, Гельмгольм постучал в ответ. Забавно.

В постели опять читал «Путевые заметки» Мифореза. Так увлекательно — всю ночь не мог оторваться!

Девять колибрилей.

Туман по-прежнему сильный. Делаю повторный замер сильфидной плотности, на сей раз предварительно мобизировав контакты. Результат вчерашний. Невероятно! Сильфидная плотность этого тумана почти такая же, как у живого существа.

В точности замеров я не сомневаюсь. Признаться, я подозревал что-то в этом роде — физические свойства тумана говорят сами за себя. И все же результат поразителен. Схожей сильфидной плотностью обладает, например, медуза.

Почти закончил настраивать аураграф.

Вечером попытался развлечься чтением. «Моносемизация полисемии в гральзундской рудниковой литературе». По мне, от нее толку как от козла молока. Все это литературоведение — вилами по воде писано.

Вот что странно: сперва я думал, что туман создаст мне превосходные условия для работы, но теперь он начинает угнетать. Меня раздражает то, как он окутывает маяк, как проникает в каждую щель.

На оптометре всего шесть колибрилей. Слава богу.

Утром долго гулял по парку. Местные жители проскакивают мимо, будто кто-то тянет их за веревочки. Никто не отвечает на мои приветствия. Никак не возьму в толк, отчего многие с радостью едут сюда в отпуск? Разве что из экономии.

Полдень. Наконец-то аураграф настроен. До обеда проводил окончательную регулировку, затем насыпал порошок радия на аураграфическую пластинку. Это очень опасно, работаю с осторожностью, в свинцовых перчатках, фартуке и защитной маске. Дальше все просто. Устанавливаю лабиринтовую колбу перед аураграфом, еще раз регулирую. Теперь снимаю. Щелк! Лаборатория ярко озаряется светом аураграфа. От страха Гельмгольм плюхнулся в питательную жидкость. Точная наука, а кажется волшебством. Теперь ждать целый день, пока проявится аураграмма. Не терпится взглянуть.