Во время привала путники рассказали друг другу много интересного — едва ли у какого-либо другого костра когда-нибудь звучало столько невероятных историй.

Рала поведала о заключении в собственном теле, о медведе Талоне, о гримасе страха, о побеге через кровь и об ужасных солдатах смерти, преследовавших ее.

Рибезель живописал героическую битву йети с медными болванами, упомянув обезглавленных воинов, продолжавших бой при свете раскаленных металлических стружек, о титанической ярости Шторра-жнеца и сокрушительной мощи его гигантской косы. Еще он рассказал о происхождении гомункулов и их жизни, полной лишений.

Укобах признался, что это он освободил красного паука, хрустального скорпиона и крысу-альбиноса из подвала Театра красивой смерти и обрисовал схватку вольпертингеров с генералом Тиктаком. Кроме того, он вкратце изложил историю города Бела, рассказав о строительстве городов-ловушек и дрессировке фрауков. Большинство вольпертингеров только теперь узнали, кто такие Гаунаб и Фрифтар и что это за Театр красивой смерти.

Доктор Оцтафан Колибриль привел весьма детальное научное описание Туман-города и туманной медузы, накрывшей его, а также поведал, каково это — сойти с ума четырьмя мозгами сразу.

Смейк, разумеется, рассказывал дольше и лучше всех. Во всех подробностях расписал свое путешествие по мертвой крови Ралы, встречу с исчезнувшими крохами — тут глаза Колибриля ярко вспыхнули в темноте — и с солдатом смерти, то и дело менявшим облик, которому он сломал позвоночник. Умолчал он лишь об одной мелочи: о событиях в Драконгоре.

Шторр-жнец изложил историю мертвых йети. Припомнил, как впервые встретил Румо, как тот своим криком едва не обрушил половину подземного мира, не преминув заметить, каким-де надо быть идиотом, чтобы отправиться в Бел, вооружившись только кухонным ножиком.

Под конец Урс рассказал о последних минутах Ушана Делукки, без оружия выступившего против генерала Тиктака. То, что учитель фехтования тем самым спас Урсу жизнь, тот понял, лишь увидев сердце Делукки в руке Тиктака. Урс твердо решил продолжить дело Ушана, посвятив себя фехтованию. Когда Урс умолк, у многих в глазах стояли слезы.

И только Румо ничего не рассказал. Несколько раз он хотел встать, но, пока собирался с мыслями и решался, наконец, открыть рот, кто-нибудь другой брал слово. И все же Румо не слишком расстроился: он знал, что снова все напутает.

Когда все наконец умолкли и постарались уснуть, дабы набраться сил перед дальнейшим переходом, в голове у Румо подали голос Львиный Зев и Гринцольд.

— И почему ты ничего не рассказал? — возмутился Львиный Зев. — Да мы же пережили самые увлекательные приключения! Битва в Нурнийском лесу. Иггдра Силь. Шкатулка! Ледоглыбы. Фрауки. Сердце генерала Тиктака. Разве не такие истории проходят на уроках героеведения?

— Из меня рассказчик неважный, — защищался Румо.

— Конечно, и пусть Шторр-жнец над тобой насмехается, — буркнул Львиный Зев. — Здорово. Если так ты надеешься привлечь внимание Ралы, то туши свет.

— Надо было вовремя прикончить Шторра, — прорычал Гринцольд.

— Не хочешь ли ты сказать, что больше не жаждешь смерти Шторра? — удивился Львиный Зев. — Откуда такая милость в беспощадном воине-демоне?

— Он нам еще нужен, — пробурчал Гринцольд. — Пусть выведет нас из подземного мира. Там-то и прикончим его.

Растянувшись у себя в шатре, Гаунаб попытался уснуть. Но странное дело: чем больше вина и лекарств он глотал, тем трезвее себя чувствовал.