Водитель не понадобился, потому что Людмила возжелала прогуливаться за рулем.

— Ну, София, ну отчего же вы сразу не сказали, что мы едем в кофейню. По дороге от нашей корпорации к городу есть несколько отличных заведений…

Она очень смешно именовала Рыбкину дачу. Общепринятое «вилла», как Людмила призналась позже, казалось ей чем-то несовместимым с работой, «офисом» такое одомашненное здание звать не полагалось, оставалось абстрактное название: «корпоративное здание», сокращение родилось само собой, в первом же разговоре…

— Ох, легендарная Сафо, ну скажите же ей, скажите, что пить кофе нужно из нормальной посуды… — Михаил бубнит и напряженно смотрит на дорогу. Вообще, он страшно нервничает: — Я слишком хорошо знаю Людика, чтоб всерьез рассчитывать, что она выучила правила дорожного движения. Увлечется беседой, забудет о них и… прости прощай новая машина!

Машина была далеко не новая, а очень даже бывалая. Но остальное в его словах — читейшая правда: Людмила действительно внушала ряд опасений. Например, постоянно вертела головой.

— Мне так важно видеть глаза собеседника, — оправдывалась. — А в зеркале — это не глаза, это их отражения. Они совсем не то выражают. Замечали, как отражения отличаются от нас интонациями взглядов?

До чего милые повадки в произношении, до чего сказочная манера мыслить!

— О работе поговорим завтра, — предупреждаю сразу, и сама же испытываю дикое облегчение от этого своего решения. — Сегодня просто будем знакомиться. Только не просите рассказать о себе, у меня аллергия на эту тему — беспрерывно строчу какие-то пресс-релизы. Расскажите лучше…

Обожаю погружения в чужие судьбы. Забываю обо всех тревогах, открываюсь и слушаю, слушаю, слушаю…

Они знакомы почти сорок лет. Учились в одном классе, о чем по сей день вспоминают так красочно, будто и месяца не прошло с момента выпуска… До сих пор бывшие одноклассники не зовут Людмилу иначе, как Невеста, а Михаила — Жених. Ну, прозвища у них такие с самых младших классов, что поделаешь? Имели глупость когда-то открыто подружиться. Сначала обижались на дразнилки, были одни против целого мира… Эдакая детская стопроцентная романтика. Потом на обзывающихся вообще перестали обращать внимание. Да, собственно, и не дразнился уже никто. Просто привыкли называть Женихом с Невестой и воспринимали эти имена, как само собой разумеющееся. Одного мальчика в классе, вон, Пиявкой звали оттого, что в первом классе на спор смачно из ампулы пасту высасывал. Потом высасывать перестал, а Пиявкой так на всю жизнь и остался. Лучше уж Женихом с Невестой быть…

— А недавно — нет, вы не поверите! — звонила бывшая староста класса, нынешняя Пиявиха, и на полном серьезе интересовалась Мишиным настоящим именем. «Людочка, мы тут собрались старинной стареющей компанией, и затеяли спор. Жениха Русланом зовут или Рустамом? Я говорю, Рустам! Потому что иначе, на черта он псевдоним «Миша Мишин» брал? Ясно же, чтобы полностью себя русифицировать…»

И даже когда Жених с Невестой разругались вдребезги, прозвища их остались неизменными. Разругались из-за чепухи, но обернули ссору в трагедию и вели себя потом поразительно глупо. Что поделаешь, оба овны, оба упрямые… Сама ссора, между прочим, даже запечатлена документально. В начале девятого класса…

— Для вас это десятый, вероятно, в наше время никаких одиннадцатиклассников ведь не существовало, — явно специально польстила мне лукавая Людмила и продолжила рассказывать.

… В начале девятого класса, еще до первых контрольных и самостоятельных (точно «до», потому что в той четверти и Жених, и Невеста так тяжело переживали разрыв, что умудрились получить тройки по всем важным проверочным, и этот позор врезался в память на веки) Невеста вдруг ощутила себя Макаренко.