Мне слышалось «он нас колорит», то есть раскрашивает… Понималось — «он наш юродивый, клоун для привлечения внимания»… Было интересно пообщаться с этим человеком, на которого махнули рукой и прощают за харизму любые дерзости. К тому же он был горбат и ярко накрашен. Меня всегда тянуло к уродам, но жизнь я предпочитала связывать с себеподобными, то есть с теми, кого тянуло ко мне. Жаль, что благосклонно предоставленной мне возможностью хоть связать свою смерть связать с тем, кто мне целиком по душе, я пользоваться не собираюсь.

— Это что? — ведущий обернулся к продюсеру, ткнув через плечо непропорционально большим пальцем в попытавшегося что-то сказать Артура.

— Это представитель спонсора, — зашикали все вокруг.

— Он гость программы? Нет! Тогда что он тут маячит! Мне нужно пощупать гостя без присутствия цензоров! Я должен найти дыры для каверзных вопросов!

— Он поддержка, а не цензор, — немного обиделась за Артура я. — А все мои дыры давно залатаны имиджмейкерами. В этом смысле я девственница…

— Браво! — зааплодировал клоун, — Пошловато правда, ну да бог с ним. О том и поговорим.

Артур моей поддержкой побрезговал, перепалкой нашей не вдохновился, круто развернулся на лакированных каблуках и направился в сторону выхода из студии, яростным полушёпотом отчитывая семенящего за ним продюсера.

— Ну, вы же сами просили рейтингового ведущего! — долетел до меня обрывок оправдательной речи дипломата. — Сейчас всё уладим… — ведущего тут же зазвали в кулуары. Театрально скисший он поплёлся за продюсером, всем своим видом показывая, что за привлекательный вид передачи под таким надзором никакой ответственности нести не может.

Черубина восседает на одиноком барном стуле, словно кукла на самоваре. Пышные юбищи, шокирующее декольте, маска и большие фарфоровые бусы в руках. Внутри неё накопилась духота и мне страшно хочется, чтобы всё это закончилось побыстрее. Вокруг снуют какие-то люди. Меняют свет, шепчут что-то мне в грудь, проверяя микрофон-петличку. Я ненавижу всю эту суматоху и хочу, чтобы мне вернули ведущего. Он, единственный не пресмыкающийся, с ним, возможно, может быть интересно.

/Он не преклоняется, он любит/ — вспоминается вдруг фраза Эдит Пиаф о возлюбленном. Также мельком вспоминается, что на клоуне-ведущем было одето двое часов… Моментально срабатывают ассоциации. Я уже готова бежать за клоуном и кричать ему, чтоб никогда не летал самолётами… Потом, вспоминаю, что Пиаф однажды брала уже с одного человека такое обещание, и остаюсь сидеть на месте. Судьба всё равно найдёт способ ужалить намеченную жертву, а мой дар предвидеть сюжеты за людьми — обычная выдумка. Остаюсь сидеть, от нечего делать прокручивая в голове историю о парне с двумя часами.

На концерт Эдит Пиаф знаменитый французский боксёр попал случайно. О ней так много говорили американские газеты, что, обнаружив у себя немного свободного времени, Марсель решил потратить его на концерт. Потом боксер долго набирался смелости, чтобы позвонить певице в гостиницу и договориться о встрече. Цунами сумасшедшей любви обрушилось на него практически сразу. Марселю увиделась в таланте певицы митика: «В ней всего треть от моего веса. Дунуть и рассыплется! Но какой сильный при этом голос! В голове не укладывается!» Испытывая ранее не свойственную себе робость, Марсель решает позвонить Эдит. Она сыта поклонниками по горло и не слишком интересуется очередным ухажером. Впрочем, для разнообразия, она соглашается принять Марселя.

Встреившись, оба сразу понимают, что созданы друг для друга. Но появления в своей жизни этой любви, Эдит никогда не отличалась постоянством. Металась от одного мужчины к другому, слишком быстро разочаровываясь и понимая, что все они абсолютно её не понимают.