А ровесники себя недооценивали и меня, диковинную, сторонились. В душу, естественно, ни те, ни другие не западали, поэтому речь сейчас не о них, а о Нем.
— Во наворотила! — восхищаюсь, вполне искренне. — Заявка прямо на целый роман.
— Ага. Мне тоже тогда так казалось, — добродушно соглашается Ринка. — Он появился в моей жизни совсем неожиданно. Подошел к столику — глаза горят, волосы дыбом, ни на кого, кроме меня, не смотрит, говорит: «Девушка, а давайте жениться. Немедленно!»
— Хорошая заявочка, — вежливо комментирую я, показывая, что слушаю внимательно.
— Он, наверное, был очень пьян? — явно тоже из вежливости, и потому не слишком хорошо скрывая насмешку, спрашивает Дмитрий.
— Нет! — злобно щурится от нашего непонимания Ринка. — Он был лишь слегка подвыпимши. Я спрашивала… От его дерзости я даже растерялась. Не в том суть, что предложение сделал — так снимать в то время модно было. А в том, что не побоялся. Я ведь не одна сидела — с очередным «папиком». Не помню уж почему, но так я всех своих кавалеров тогда называла. А они у меня все, как на подбор, были — представители силовых структур. Сидим, о Родене беседуем, красоту моих коленок параллельно обсуждаем и тут…Встречаюсь глазами с этим наглым незнакомцем, и совсем теряю голову. И передать не могу, что я тогда почувствовала. Что-то промелькнуло такое в воздухе, поняла — на край света за этим человеком пойду, кем бы он ни оказался.
— Интересно, интересно, — внезапно вставляет Дмитрий.
— Рада, что тебе интересно, — кокетничает Ринка. — Я, конечно, решила отшить. Всю волю в кулак собрала, чтобы на такое решиться. Отшивать, не потому, что не понравился, а просто из благих побуждений. Папик мой тогдашний на пузе пистолет носил, пристрелить бы не пристрелил, но нервов бы попортил. А как его отошьешь? И так объясняю, и так, а он все танцевать приглашать лезет. В общем, во имя спасения человечества, говорю папику: так мол, и так, это мой бывший парень мириться пришел. Прогонять — не буду.
— Ах вот как… — тянет Дима. Похоже, он вообще не слушает, или затевает какую-то очередную каверзную шутку — уж больно странные междометия вставляет в Ринкин рассказ.
— Ясное дело, что с папиком на этом все отношения закончились. — продолжает Ринка. — Хотя человек он был хороший, неженатый, и кончал всегда аккуратно, в простыночку, потому что заботился о моем здоровье.
— И такой подарок судьбы ты променяла на какого-то дикого алкоголика? — хохочет Димка, на этот раз вполне в тему.
— Променяла. Проснулась утром, и понять не могу, где нахожусь. Потому что мы с подарком судьбы, как папик ушел, крепко вдарили, чтоб помолвку нашу и предварительную договоренность обмыть. А потом поняла, куда попала, и поплыла. В поезде… Потому что мы с Подарком, отметивши, решили в предсвадебное путешествие съездить. В общем, выхожу из поезда в Симферополе, и понимаю, что Подарка-то и след уже простыл.
— Предполагаю, что он очухался несколькими минутами раньше, чем ты, вспомнил, что наобещал, заглянул в лицо, понял, сколько тебе лет и поспешил смыться. Мужчины, они, знаешь ли, боятся ответственности… — оправдывает всех своих сородичей Димка.
— Тогда отчего ж он потом снова объявился? — парирует Ринка. — На перроне. Как раз, когда я в карман плаща залезла и единственные свои сорок копеек оттуда вытянула.
— Отчего? — тут уж и я не выдерживаю. — Ясно отчего. Рин, ты представь. Напилась ты с вечера, и, ну предположим, Малого в постель затащила…
— Бывает, — потягивается Ринка, загадочно улыбаясь, и щурясь по-кошачьи. |