— Похоже, у него к тебе чувства были не те, раз уехал бесследно. — констатирую я. — Оно и к лучшему. Так у тебя в воспоминаниях красивая сказочка осталась, а по-другому — не известно, что бы вышло. Короткое романтическое путешествие вряд ли показывает тебе человека настоящим…

— Только не надо говорить, мол, десять дней в Крыму любое чувство незабываемым сделают! — неожиданно зло, Ринка сжала кулаки и уставилась за окно. — Говорю же вам, я точно знаю, это была моя первая непроходящая, настоящая любовь… И ведь обидно, блин! Человек мне всю жизнь перевернул, а я для него — мимолетное блядоватое воспоминание… Все слова важные, все признания я на последний момент припасла. А он уехал не простившись. Вот и выходит, будто он по сей день думает, что Марина поехала с ним тогда только из-за денег.

— Уже не думает, — не слишком удачно пытается успокоить рассказчицу Дима. — Вряд ли он столько лет будет о тебе думать. Скорее всего, ушел с головой в свою жизнь и совсем про тебя не вспоминает.

— Ну и подонок! — Ринка уж совсем разгорячилась. — Нельзя с семнадцатилетними девчонками такие договоры заключать. Последующим своим исчезновением человеку жизнь испортить можно. Я вот, между прочим, травилась. Подождала-подождала, что он появится, потом, поняла, что не дождусь никогда, и решила умереть. Вовремя в больницу отвезли, чуть в психушку не заперли. А подружки мои, студенточки, не удержались и пустили по городу слух, будто я травилась из-за того брошенного папика. Он к тому времени уже в Москве жил, но как от общих знакомых про меня услышал, так примчался. Я подумала-подумала и решила порядочной семьянихой стать. Родила ему двоих детей, во всем потакала, слушалась, покуда он другую себе не нашел. Вот на папика я как раз не в претензии. Не любила я его, и он это чувствовал. А та, другая, любит, наверное… Так и осталась одна, с двумя малыми на руках, да с мечтами о серьезных чувствах.

— Знаем мы твои мечты, — я стараюсь перебить Ринин пафос, потому язвлю беспардонно. — Покорить, соблазнить, присвоить для коллекции, переключиться на следующего.

— А ведь, если б не та моя первая любовь, все бы по-другому обернулось. — не обращая на меня внимания, продолжала изливать свою тоску Ринка. — Ни за что бы я за папика не пошла, а нашла бы себе кого-то по любви…

— Рин, ты достала своим нытьем! — не выдерживаю. — Какое-то у тебя сегодня трагичное настроение. Игру объявляю оконченной! Хватит хандрить, давайте лучше уже укладываться. Сон — лучшее лекарство от тоскливых воспоминаний.

— Ага, — почти нормальным уже тоном заявляет Ринка, — Жаль, что склероз не заразен, а то б подцепила б его, и ничего не вспоминала бы больше… Кстати, я тут недавно статью прочла о духовных сеамских близнецах. Внешне с ними было все в порядке, но на духовном уровне они срослись памятью… У них была общая память на двоих…

— Ринка! — синхронно хватаемся за головы мы с Димой. — Что ты там про свою первую любовь говорила? Уж лучше эти сопли, чем очередная статья из газеты «Тайна»!

— Вы черствые бессердечные придурки! — неожиданно оживленно сообщает Ринка и запускает в меня подушкой.

— В меня за что? — возмущаюсь. — В него кидай, он же представитель ненавистного тебе пола. Будем с ним воевать! — кидаю свою подушку в Дмитрия.

Еще какое-то время весело швыряемся всем, что попадается под руку, и переругиваемся громким шепотом. Яростно колотящий в стенку Валентин, в конце концов, прерывает нашу игру.