— В меня за что? — возмущаюсь. — В него кидай, он же представитель ненавистного тебе пола. Будем с ним воевать! — кидаю свою подушку в Дмитрия.

Еще какое-то время весело швыряемся всем, что попадается под руку, и переругиваемся громким шепотом. Яростно колотящий в стенку Валентин, в конце концов, прерывает нашу игру.

— На подозрения тоже стоит внимание обратить! — продолжает цыганка. — Подозрение, провокации, неприятие, отчуждение… Где-то так эта карта трактуется… Ох, его у вас сколько было, через край лилось, не споймать…

Смотрю на Ринку, стараясь придать взгляду извиняющуюся интонацию. Было, Рин, чего скрывать, было у меня к тебе такое. Доводила ты меня иногда своими странностями до полного отчуждения. Сколько в мире с тобой в одном купе жила, столько же и обиду в душе таила.

— Эй, — шепчу просительно, игнорируя наличие цыганки. Если немедленно Ринку не остановить, она себя сейчас до полной ненависти ко мне накрутит. С ней такие самонакрутки иногда случаются. — Ты обижалась, да?

— Да иди ты, — отмахивается подруга. — Слюнявые соболезнования можешь себе знаешь куда засунуть? Оставь меня…

Усиленно держу мышцы лица, стараясь сохранить непроницаемое выражение. Не то чтоб подобные высказывания сильно шокировали — к Ринке я давно привыкла, и из-за ее манеры смешивать небеса с фекалиями уже не раздражалась. Для нее сейчас всё смешалось. Где друг, а где враг, где прошлое, а где настоящее — она временно не различает… Неприятно, конечно, особенно если вспомнить, что все мое неприятие не само по себе возникло, а именно из-за Риночкиных провокаций…

Вспоминается одна неприятная… Противная, я бы даже сказала.

НПВ

Дело было ещё в Алчевске. День на пятый пути, если не ошибаюсь. Мы с Димкой тогда еще консенсуса не достигли, потому ходили злобные и глубоко озабоченные, и Ринка еще масла в огонь подливала. То ли скучала по кому, то ли просто от странности характера — но говорила исключительно о том, с кем, кто, когда и в каких позах.

«Ах, какая песня!» — это она в автобусе, который нас на в ДК везёт, где концерт давать будем, радио услышала. — «Ух, мы под неё с мужем до развода еще факались…» — это она уже мне на ухо шепчет, чтоб старичков наших подробностями не травмировать.

— Рин, — говорю, — Вокруг глянь! Ты такое видела когда-нибудь?

Вокруг жуть. Дымящие черные трубы, все кругом серое от копоти. Под одним из заводов идет тоннель, соединяющий два конца города, в него и въезжаем…

— Дышать не трудно? — интересуется водила. — А то к нам кто приезжает, все жалуются.

— Трудно. — радостно включается в разговор Валентин. — Я еще, как остановились, говорю: что это за условия, куда вы нас привезли? А они…

— Зато интересно, — смеется водила. — Вы еще в моем родном районе не были. Там, ух…Разницы между днем и ночью не видно — вся округа в красном зареве от местной горы шлака. Хотите, прокачу, посмотрите?

— Слушай, а интересный парнишка, — толкает меня локтем Ринка. — Может, примем, того-этого, предложеньице…

— А еще у нас красный снег с неба иногда падает, — продолжает экскурс водитель. — Вот мартен продувку устроит…

— Скажите лучше, а почему там, где наш поезд стоит, все перекопано? Ремонтные работы, что ли? — вдруг интересуется Зинаида. Похоже, ей усики водилы тоже показались забавными, иначе она б ни за что не вступила в разговор с обслугой.