– Это лепо – покивал бывший старшина – Токмо законы царь-батюшка, ты больно мудреные порасписал. Я почитал первые списки, что присылались нам. Почто штрафы нам, да эти, как их…

– Городовые работы – подсказал Синицин.

– А потому как нарушителей пороть я заповедаю вам! – пришлось включить жесткий тон – Поротых граждан не бывает. Ежели у смутьяна есть деньга – берите пеню. Сиречь штраф. Ежели нет – пущай отработает. Выгребные ямы чистит, али еще что – Творогов укажет список работ.

– Слышали мы про твой ответ Ефимовскому – вздохнул Вешняков – Придумки все это. Как там в Библии сказано? – судья повернулся к Синицину.

«Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его».

– Вот!

– Сию притчу надо понимать иносказательно – я начал раздражаться – В первой, еще иудейской Библии стоит слово шевет, которое в церковнославянском должно быть переведено как «жезл». Ето такая палка – знак власти. Никаких розг, да плетей в Священном писании нет. А понимать притчу надо так. Отец, пренебрегающий должным воспитанием и наставлением своего сына, на самом деле его просто не любит. Уяснили?

Судьи выглядели смущенно.

– Зело ты царь-батюшка, в науках силен. Також даже в богословии – вздохнул Синицын – Хорошо тебя учили в Питере.

– Да, самые лучшие учителя были – Орловы – съязвил я – На всю жизнь урок преподали.

Глава 15

В важности судебной системы я имел возможность убедиться сразу после выхода из Оренбурга. Еще не дойдя до Юзеевой, наш санный поезд остановился в деревне Ивантеевка. На въезде стояла кучка по-праздничному разодетых крестьян с сановитым седобородым и красноносым сельским старостой во главе. Староста, которого почтительно поддерживали с обеих сторон такие же рослые сыновья, держал перед собой деревянное, разрисованное яркими цветами блюдо с караваем черного хлеба, берестяной солонкой и белым вышитым рушником. Вокруг приплясывали от холода красивые нарумяненные девушки в праздничных кокошниках.

Я соскочил с Победителя, отломил большой кусок, сунул в солонку. Прожевал хлеб. Он оказался кислым, но я не подал виду.

– Прикажешь принять подношение, государь? – спросил Почиталин.

– Принимай. Здорово отцы!

Пожилые сняли шапки, повалились в ноги, молодые поясно поклонились. Но староста очень быстро вскочил:

– Ваше Величество! Батюшка-царь! – седобородый старик попытался приложится к руке – На одного тебя вся надежа! Заступись ты за нас, батюшка, как ты царь-анпиратор!

– Что у вас случилось? – поинтересовался я, оглядываюсь на наш огромный отряд, который растянулся по дороге на несколько километров. Четыре полка мушкетеров и казаков – больше пяти тысяч человек – тринадцать единорогов на санях, еще с три десятка развальней с припасами, порохом и ядрами. И все это тянется и тянется бесконечно, частично скрытое в поземке.

– Шепелевские нас забивают! – вопил старик- Совсем житья от них, разбойников, нетути! Смертным боем бьют. Из-за мельницы. А кто ее, мельницу, строил, как не мы? Нашей барыне, Лизавете Григорьевне, госпоже Боевой, принадлежала. А у них, шепелевцев, каки таки права? Только и того, что ихний барин, Шепелев Пал Петрович, которого они по твоему приказу удавили, был женатым на нашей барыне, которую мы по твоему же царскому приказу сожгли вместях с управляющим немцем…

У меня отвисла челюсть.