«Я умираю, — сообщил он доктору Мунку, — и я хочу спросить, что ощущает человек в минуту смерти».

Я был изумлен. Дедушка никогда в жизни не звал врачей. Он доверял только медсестрам и фельдшерицам. Нашего прежнего врача, который умер за несколько лет до этого, он терпеть не мог. То был странный еврей-вегетарианец, который эмигрировал из Шотландии куда раньше, чем ее впервые упомянул в своих письмах дядя Эфраим. Он мазал плесенью загрязненные раны и слезящиеся пенисы задолго до открытия пенициллина и ел печеные клубни подснежника, мякоть мандрагоры и толченую кору ореховых стволов. Каждое утро он принимал солнечные ванны, а своих гостей угощал мальвой, которую собирал на обочинах дорог, и портулаком, который воровал из куриных кормушек. Его иврит смешил всю деревню. Он прославился своими диагнозами, вроде: «Корова ударила Рылова копытом в голову, и он полчаса лежал в навозе, лишенный ума». Его диета была такой сбалансированной и здоровой, что он вообще не старился, и даже в восемьдесят лет, когда клеверные бострихиды и долгоносики с их длинными хоботками окончательно доели все запасы клетчатки в его внутренностях и она превратилась в желтый порошок, на его коже по-прежнему не было ни единой морщинки.

Доктор Мунк знал ходившие по деревне рассказы о Якове Миркине.

— Я много слышал о вас, дедушка, — сказал он, листая историю болезни, принесенную из деревенской амбулатории. — Я рад познакомиться с вами.

Он позвонил врачу в дом престарелых, измерил дедушке давление и пульс и для большей уверенности сделал кардиограмму.

— Дедушка, — сказал он, — вы здоровы, как бык. На Олимпиаду я бы вас не послал, но вы совершенно здоровы.

— Давайте уточним, — сказал дедушка, и я с радостью услышал знакомый холодок в его голосе. — Во-первых, я не ваш дедушка. А во-вторых, я не просил у вас диагноза. Не называйте меня дедушкой и не посылайте меня на Олимпиаду. Я всего лишь хотел знать, что при этом ощущают.

— Сказать по правде, я не знаю, — обиделся врач. — Это зависит от причины смерти.

— Старость, — сказал дедушка. — Очень банальная причина. Я умру от старости.

Всю ту ночь я не спал. Я был так рад, что он снова дома, и так напуган его словами, что не мог заснуть. Дедушка же, наоборот, с большим трудом поднялся с кровати, укрыл меня, вернулся в кровать и уснул, как младенец.

Когда взошло солнце, я приготовил ему завтрак. Мы поели, а потом дедушка попросил, чтобы я взял его в поле. Я повез его в инвалидной коляске по тракторной колее. Мы проехали мимо коровника, и старые дойные коровы радостно и шумно засопели ему навстречу, но телята и первотелки уже не узнавали его.

— Нужно класть им в кормушку каменную соль, — сказал дедушка подошедшему Аврааму.

— Сегодня соль добавляют прямо в пищевые концентраты, отец, — сказал Авраам.

— Но коровы любят лизать свою соль, — настаивал дедушка.

Мы проехали мимо старой смоковницы и оливы. Дедушка обнял Зайцера за шею и потрепал его по носу, который все еще был мягким и гладким, как нос однодневного осленка, несмотря на старческие морщины.

Мы добрались до сада, который выглядел буйно разросшимся и здоровым.

— Прекрасно, — сказал дедушка, щупая листья и ветки. — Принеси мне что-нибудь на пробу.

Он понюхал сливы «метли» и «виксон», которые в то время никто еще не выращивал, сказал, что в земле не хватает азота, и посоветовал мне в следующем году посеять между деревьями сладкий горох, чтобы улучшить качество почвы.

— Теперь послушай, Барух, — сказал он внезапно. — Этот врач ничего не понимает.