Изменить размер шрифта - +
По крайней мере так будет формулироваться в оперативках. Взял и сбежал, хотя прямого отношения к убийству женщины не имел. Его уход станут расценивать не иначе как причастность к убийству, по крайней мере, как важного свидетеля.

Теперь Максим один в этом городе, без машины, без оружия. В самый раз пробираться на вокзал и пытаться уехать в Москву.

Черта с два уедешь! Вокзал уже буквально через несколько минут будет кишеть переодетыми ментами. Если в небольшом, вечно сонном городке случается убийство, вся милиция поднимается на ноги.

Степаненко пробирался по незнакомым улочкам, лихорадочно обдумывая свое положение. Что же случилось за эти последних три дня, вырвавших его из рутинной вялотекущей оперативной работы с религиозными сектами и бросивших в непонятно что… Тут, в Арсеньевске, то ли горнило международного шпионажа крупного масштаба, круто замешанного на крови, трупах, связи с отечественным бандитизмом, то ли тут непонятные разборки местных мафиози?!

Все вместе… Воры в законе в первую очередь напрочь лишены каких-либо патриотических устремлений. Они военный секрет «толканут» запросто, лишь бы денежки платили. А между собой у бандитов вечная бойня…

Но чем же Эльвира не устроила их, что они таким жестоким образом расправились с ней?

Хуже всего то, что по номеру пистолета, который остался у оперативника, не составит труда вычислить его хозяина, то есть уже в ближайшем времени в Москве станет известно, что он, работник ФСБ, «посеял» личное оружие.

Степаненко достал из внутреннего кармана сотовый телефон, набрал номер телефона жены Ко-лешки. Она должна быть в Арсеньевске. Это на данный момент единственный человек, способный хоть как-то помочь ему.

Сонный, встревоженный голос спросил, кто беспокоит.

— Это я, Максим. Ира, ты не волнуйся, говорю сразу. Мне нужно укрытие.

— Откуда ты звонишь?

— Я в Арсеньевске…

— Опять? Тебе же не разрешили заниматься этим делом…

— Так вышло, Ира. Приюти.

Еще не окончив телефонного разговора, Степаненко краем глаза увидел: из темноты к нему метнулась фигура. Майор отпрянул в сторону, на ходу пряча телефон в карман, но наткнулся еще на одного человека. Нападавшие сбили его с ног, навалились.

— Прыткий, гад! — послышался оклик.

Степаненко выгнулся всем телом, поддал коленкой одному из нападавших в живот.

Вдруг что-то невероятно тяжелое, но в то же время мягкое, сыпучее, ударило по голове. В глазах вспыхнула ослепительно яркая радуга… Теряя сознание, Степаненко подумал, что это может быть только удар дубинкой, в который насыпана свинцовая дробь.

 

Глава XXXVIII. В погребе

 

Очнулся майор он сильной головной боли, которая раскалывала череп. Открыл глаза. Кромешная темень. Пошевелил руками и ногами. Целы. Ощупал голову. Тоже вроде цела, но трещит, как с сильного перепоя.

Где же он? Каким образом очутился здесь? Под руками ощутил сырую, плотную землю. Воздух был затхлый, отдавал плесенью.

«Прыткий, гад!» — вспомнились последние слова, которые зафиксировала его память. Ага, ведь его оглушили! И притащили сюда, в какой-то подвал.

Кряхтя и постанывая, Степаненко протянул руки вперед и стал осторожно исследовать все, что окружало его.

Да, это подвал. Обыкновенный хозяйственный погреб с картошкой и квашеной капустой в пластиковом бочонке. Его оглушили и привезли сюда.

Интересно, кто это сделал? Люди Сохадзе или люди Рогожцева?

Освоившись в подвале, Степаненко подумал, что представлял места, в которых бандиты держат своих пленников как специально оборудованные казематы. Это представление оказалось глупостью. Он был в обыкновенном погребе, где картошка, огурцы, морковь, на полках аккуратно расставлены банки с вареньем и компотами… Впрочем, выбраться отсюда нет никакой возможности.

Быстрый переход