Ее маленькая розовая грудь поникла, словно сорванные персики полежали на жаре. И тогда он закричал:
– Миша!.. Миша!!!
Она открыла глаза, вновь закрыла и застонала. Он целовал ее лицо, а она шептала:
– Ты не виноват… Не виноват… Там возле телефона бумага… Доктор Кальт… Скажи, что Миша просила срочно…
Он выскочил из постели и уже через мгновение набирал телефонный номер…
Доктор уверил, что будет через пятнадцать минут, а когда приехал, оказался злым стариком. Он толкнул Кольку пальцами в грудь.
– Сюда не входить! – и закрыл перед его носом дверь в спальню.
Появился вновь только через час.
– Я не знаю, как это получилось… – начал оправдываться Колька.
– Зато я знаю! – заявил старичок. – Давно вы знакомы с Мишей?
Колька не ответил.
Здесь доктор Кальт увидел стоящий на ковре аккордеон.
– О Боже! – воскликнул он. – Где вы его взяли? Этот инструмент принадлежал Ральфу и исчез, когда его убило осколком гранаты! Я его пытался тогда спасти, но проклятый кусок металла пробил лобную кость! Ральф погиб, а аккордеон пропал!
– Этот инструмент взял в трофеи русский солдат! – объяснил Колька. – Теперь потомок этого русского солдата возвращает его обратно! Я – потомок!
– Да да… Я не был фашистом! – вскинулся доктор. – Я был армейским врачом!
– Что вы так нервничаете, как будто я вас убивать собираюсь?
– Я не нервничаю вовсе! Я вспоминаю… Так вот, – сказал самую суть доктор Кальт. – У Миши редкая болезнь. В народе ее называют стеклянной.
– Я не знаток в медицине…
– Это когда в костях нет кальция, и они ломаются, как спички! Как вы еще ее всю не переломали!
Доктор уселся в кресло, как у себя дома, то и дело бросая на Кольку злобные взгляды.
– Как же это она решилась? – рассуждал он. – Ведь знала, что может запросто погибнуть!.. Столько молодых людей из богатых семей стояли перед ней на коленях!.. Кстати, вы стояли, беззубый любовник?
– Нет, – признался Колька, прикрывая рот рукой.
– Надо полагать, что вы и не богач?
– Я богат любовью! Во мне ее столько, что хватит на вечность!
И здесь злобный старикашка нанес русскому тяжелейший удар.
– Я верю, что вы будете любить ее вечность!.. Но вам придется любить только ее душу, телом можете любоваться как художник, в остальном же – полный запрет! Навсегда!.. Второго раза она не выдержит!.. Кстати, вы – художник?
Он ухаживал за ней два месяца, пока кости не срослись. Выносил утку, обтирал тело влажными полотенцами, сам готовил нехитрую пищу, но при этом молчал.
Она жалобно просила, чтобы русский поговорил с ней, но он стоически продолжал молчать. Она плакала и обещала, что непременно сойдет с ума, если Колька хотя бы одного слова не скажет! А он молчал, только чернел день ото дня лицом. С ней случались истерики, и тогда она проклинала его, называя убийцей прадеда, русской свиньей! Случались ругательства и посильней, но он по прежнему был рыбой, и тогда она просила простить ее и просто пожалеть!.. Он промолчал два месяца… А когда с нее сняли гипс и она, еще слабая, лежала на простыне совершенно обнаженная и прекрасная, а он лицезрел эту муку мученическую, вот тогда он, густо сглотнув, сказал:
– Я отвезу тебя в дивный мир, где ценят стекло лишь за то, что оно прекрасно и услаждает только взор!
Колька взял на плечи трофейный аккордеон и сыграл гимн Советского Союза. Сыграл фальшиво, так как культя обрубленного пальца не доставала до клавиш.
А потом он взял в аренду автомобиль, «мерседес авант», расплатившись ее кредитной карточкой, поднял девушку на руки и положил на просторное заднее сиденье. |