– Молись!

– Молюсь.

За стенкой опять возникла пауза, затем священник попросил Роджера выглянуть из исповедальни. Они вновь встретились головами и посмотрели друг на друга. Священник пытался определить меру искренности в глазах прыщавого мальчишки, а Роджер старался ему показать, что искренен вполне.

– О'кей! – закончил экзамен святой отец и исчез за шторкой.

Вернулся к окошку и Роджер. Прежде он на секунду встретился с глазами матери и подумал, что она виновата в его грехе, так как если бы у нее отсутствовало лицо, то оно бы не напоминало ему место, на котором сидят.

– Надеюсь, после нашего с тобой разговора ты не убьешь ящерицу? – выразил надежду священник.

– Я не нашел в ваших словах логического объяснения, почему мне не стоит этого делать.

– Не делай хотя бы на всякий случай, – предложил священник. – Допусти, что ты не сомневаешься в том, что Господь существует. А убийство всякой твари есть грех!

– Как же мне быть? Как удовлетворить свое любопытство?

– В жизни ты увидишь много смертей, но любопытства тебе не удовлетворить никогда!

– Почему? – удивился Роджер.

– Так же, как наесться навсегда нельзя, так и в смерти чужой для себя что то понять. Когда сам умирать станешь, вот тогда истина откроется.

– А если Бога нет?

– Бог есть! Не веришь мне, спроси у мамы.

– Да я, в общем то, мало кому верю, – признался Роджер. – Маме тоже.

– Это плохо.

Священник выбрался из своей части исповедальни и вошел к Роджеру. Сел рядом, обняв мальчика за плечи. При этом он почувствовал, как плечи ребенка напряглись, а позвоночник выпрямился.

– Меня зовут отец Себастиан, – сказал святой отец и повторил: – Это плохо…

– Почему? – прошептал Роджер. Голос его куда то ушел, и хотелось кашлять.

– Потому что по вере человеческой дается.

– Вы кушали сегодня за обедом чеснок? – неожиданно поинтересовался Роджер.

– Да, – священник дернулся и убрал с плеча мальчика руку. – Чувствовал подступающую простуду и покушал с хлебом чеснока.

– Неудачная мысль перед тем как исповедовать, отец Себастиан! Фу, как пахнет! И ящерицу я, пожалуй, убью! Думаю, Господь простит мне тягу к познанию его таинств. И все же, как дурно пахнет!

Священник взял Роджера за ухо и что есть силы потянул за него, скручивая то влево, то вправо.

Мальчик на удивление был покорен. Не вырывался, не выказывал признаков боли. В темноте его глаза лишь поблескивали, и священнику показалась, что пробирается взгляд ему в самую душу, что то портя в ней изрядно.

Он выволок Роджера из исповедальни и потащил к выходу, где ждала Лизбет.

Мать же, увидев, как расправляются с ее сыном, рванулась навстречу, ударяясь тяжелым задом о церковные скамейки.

Ее рука схватила бледную кисть священника и сжала ее накрепко.

– Отпустите его! – попросила Лизбет.

– Ваш сын – мерзопакостник! – вскричал служитель церкви.

– Молчите, отец Себастиан! – и сжала руку еще сильнее. – Сохраняйте тайну исповеди даже для меня!

«Какие у нее сильные пальцы», – подумал священник и отпустил ухо Роджера.

– Спасибо, – поблагодарила Лизбет.

Роджер тер налитое кровью ухо и с удивлением смотрел на священника.

– Через десять лет, – предупредил мальчик, – или еще раньше, я приду в вашу церковь и откручу вам ухо. Мне мама читала из Библии, что ухо за ухо!

– Так нельзя, Роджер! – успела сказать Лизбет.

– Вон отсюда! – взревел святой отец.