Некоторое время мальчик следил за жизнью трехфунтового создания. Ему нравилось, как ящерка застывает на дубовой веточке, словно не живая вовсе, а сделанная из камня. Лапку поднимет и застывает.

«Пора», – решил Роджер, подумал о Боге, о святом отце и своем намерении.

Сунул руку в аквариум и раскрыл ладонь.

– Иди сюда, – попросил он, и ящерица тотчас сбежала по веточке во влажную ладонь. Она была, пожалуй, единственным существом, которому нравилась влага человеческой руки. Она лежала вдоль линии жизни Роджера и чуть вздергивала хвостом.

Пора.

Он некрепко сжал ладонь и вытащил из кармана ножик. Ступил поближе к свету, с трудом вытащил самое большое лезвие, действуя с помощью зубов, так как вторая рука была занята. Отложил ножик и, открыв ладонь, поместил пресмыкающееся на мрамор подоконника, слегка придавливая тельце, чтобы ящерица не сбежала.

Пора.

Ящерица под тяжестью пальцев сглотнула.

Он взял нож и поднес лезвие к предполагаемой шее ящерицы. Лезвие блестело, а шкурка зверюшки переливалась всеми цветами радуги.

Роджер, вспомнив, как мать обычно отрезает голову сонному карпу, склонился над самой ящерицей, касаясь ее спины почти носом, и резанул…

Он ожидал увидеть струйку крови, но лезвие никак не повредило ящерице, вошло тупо, как в поролон.

Роджер был слегка обескуражен. Хваленая швейцарская сталь! Дедовская вещь!.. Но потом он подумал, что по неумелости приложил недостаточно усилия и потому не добился результата.

Ящерица вновь сглотнула.

Мальчик что было силы надавил на лезвие, так что оно почувствовало твердость мраморного подоконника, но желаемого вновь не произошло. Ящерица по прежнему оставалась жива, лишь крохотный надрез самую малость повредил ее шкурку.

– Роджер! – услышал он голос матери.

– Сейчас! – отозвался.

– Иди поешь! Обед на столе!

«Сказал же ей – не хочу», – разозлился мальчик на мать, и вдруг рука с ножом, используя эту самую постороннюю злость, стала полосовать ящерицу по шее с такой истовостью, что через мгновение голова пресмыкающегося отскочила от тела и отлетела к самой фрамуге, пачкая оконный мрамор кровью.

Он смотрел, напрягая до боли глаза, но ничего, кроме подергивающегося хвоста, не видел. Держал в руке отрезанную голову и смотрел в ее остекленевшие бусинки.

Почему то ему захотелось назвать замученную ящерицу Мартой.

Роджер уложил мертвое тельце в коробочку из под скрепок и направился в столовую.

– У тебя кровь! – вскрикнула Лизбет.

– Где?

– На щеке, – ответила мать и бросилась к сыну.

Он увернулся и отерся рукавом рубашки.

– Не моя.

– А чья?

– Да так…

Есть он не стал, а, прихватив телефонную книгу, удалился в свои апартаменты, где отыскал на букву «Т» слово «таксидермист». Набрал номер, и после нескольких гудков ему ответил женский голос, назвавший имя фирмы.

– Могу я заказать чучело Марты? – поинтересовался Роджер.

– Какого животного? – не поняла секретарша.

– Это не животное. Это ящерица. Ее зовут Марта.

– Сколько дюймов?

Мальчик задумался.

– Примерно четыре.

– Можете, – ответил женский голос. – Это будет стоить что то около двухсот фунтов.

«Интересно, – подумал Роджер. – Жизнь ящерицы стоит всего три фунта, когда как оформление ее смерти целых двести».