А я ему в тонких делах верил, да и мне самому показалось, что это опасно. У нас, знаете, уж свой нюх на это есть. Дела по делам будто ничего, а своим верхним чутьем поведешь – и другое слышишь. Так и тут: бумажонки тощие, и людцы маленькие, и что-то не порядком отдает, да опять, самое главное, и дворник не ручается.

Подумал я, подумал: есть что-то сомнительное, а они еще и заплатить-то как следует не могут, и отказал. Свернул бумажки в его же конверт, подлепил клейком и отдал сторожу.

– Как придет, – говорю, – этот господин, – скажи ему, что, мол, батюшка уехали, и бумаги отдай. А вперед, мол, просили не приходить.

Так и сделалось, тот его отправил и еще в полезном разговоре узнал, что и авантаж от него мы потеряли самый незначительный: тридцатью рублями всего хотел осчастливить. Я рукою на это махнул и позабыл. Но господин этот, жених, был мстив и, встретивши раз где-то моего сторожа, как бы в веселии объявляет: «Вот, твой батюшка не хотел меня перевенчать, а отец такой-то (называет венчального батюшку) нас, – говорит, – перевенчал». Тот мне это передает, и даже с неудовольствием, как будто я лишил его доли от тридцати сребреников, а через малое время говорит, что он и сам желает перейти к тому венчальному батюшке на «соответственную должность».

– На какую это? – спрашиваю.

– В певцы.

– Да ты петь не умеешь.

– Что ж такое, – говорит, – и не умевши поют.

– Да у тебя и голоса нет.

– Божественное, – отвечает, – можно петь и без голоса.

– Нет, ты, – говорю, – откройся: чем мальчик Гришка мачехою недоволен?

– Да что, – говорит, – батюшка, откровенно сказать, вы еще по старине: всё справляетесь. Теперь это надо оставить. – Там смелее крутят, и через то служить авантажнее.

– Ну, смотри, мол, не попадись с большим авантажем-то.

– Нет, – отвечает, – там придумана механика умная.

Я и полюбопытствовал, что? это за механика и как он про нее проведал.

– А я, – говорит, – от этого же барина все проведал.

– Да у тебя, мол, какие же с ним сношения?

– За советами он ко мне приходил.

– А ты что за юрист-консульт такой, что к тебе за советами ходят?

– Нет, – отвечает, – я хотя не консул, а когда человека хорошенько нажгут, так он ко всякому лезет.

– Да, мол, если глуп, так лезет.

– Однако, – отвечает, – и у вас, как в прошлом году зубы хорошенько разболелись, так и вы вот, хоть не глупы, а тоже на Моховую к цирюльнику заговаривать пошли.

– Да, – говорю, – это правда, – ходил.

– А вот то-то, – говорит, – и есть. А ведь он, этот цирюльник, ничего не знает: что-то пошепчет да обрывок человеку, как теленку, нацепит и велит не скидывать. И вам небось то самое вешал.

– Вешал – только с молитвою.