Я покачал головой.

– Кабра – маленький остров с небольшим отрядом милиции, которая поддерживает порядок. Я уже не говорю о том, что путешествие в оба конца – по суше и по морю – займет несколько месяцев. У нас нет ни войска, ни наемников, и наш народ не отличается воинственностью.

– Глядя на вас этого на скажешь. – Он бросил на меня быстрый взгляд.

Я сделал глоток вина.

– Я работал военным инструктором и обучал королевскую стражу.

– Не откажетесь поработать у меня в той же должности?

– Я останусь на несколько недель и помогу, чем могу.

Ганелон кивнул, чуть раздвинув губы в мимолетной улыбке.

– Вы принесли мне печальную весть. Но если чудесный Авалон разрушен, значит, тот, кто отправил меня в изгнание, погиб. – Он залпом выпил бокал вина. – Оказывается, демоны тоже смертны. Это меня утешает. Значит, и у нас есть шанс победить.

– Прошу прощения, – сказал я, – решив сыграть ва‑банк, чтобы отвести от себя подозрения. – Если вы говорите о Корвине из Эмбера, то он погиб.

Бокал выпал у него из рук и разбился.

– Вы знаете Корвина? – воскликнул он.

– Нет, но я знаю о нем. Несколько лет назад я встретил одного из его братьев, человека по имени Бранд. Он рассказал мне об Эмбере и о битве, в которой Корвин и Блейз сражались во главе огромного войска против узурпатора Эрика, захватившего власть. Блейз упал с горы Колвир, а Корвина взяли в плен. После коронации Эрика Корвину выжгли глаза, затем бросили в самую мрачную темницу Эмбера, где он сейчас и сидит, если, конечно, не умер.

Лицо Ганелона стало белым как мел.

– Имена, которые вы назвали… Бранд, Блейз, Эрик, – повторил он. – В те дни, которые никогда уже не вернутся, Корвин рассказывал об этих людях. Скажите, вы давно разговаривали с Брандом?

– Года четыре назад.

– Корвин заслужил лучшей доли.

– Несмотря на то, что он поступил с вами безжалостно?

– Что мне вам ответить? – Ганелон вздохнул. – Я много размышлял и не могу сказать, что у него не было причин отправить меня в изгнание. Он был человеком веселым и сильным, сильнее, чем вы или Ланс. Я не люблю Корвина, но моя ненависть к нему тоже угасла. Лучше бы Эрик его убил.

Второй мальчик вернулся с корзинкой хлеба. Поваренок, готовивший мясо, снял его с вертела и положил на блюдо в центре стола.

Ганелон кивнул.

– Приступим, – сказал он, придвигаясь к столу.

Я не заставил себя упрашивать. Во время еды мы почти не разговаривали.

Наевшись до отвала, я запил обильную трапезу бокалом все того же сладкого вина и начал зевать. После третьего зевка Ганелон не выдержал.

– Черт побери, Кори! Прекратите! Это заразительно! – с трудом удержавшись от зевка, он встал со стула. – Пойдемте, подышим свежим воздухом.

Мы поднялись не крепостную стену и стали неторопливо прогуливаться. При виде нас часовые вытягивались, отдавая честь, и Ганелон отвечал каждому. У невысокой зубчатой башенки мы решили отдохнуть и уселись прямо на каменный пол, вдыхая ночной воздух и глядя, как звезды одна за другой появляются на быстро темнеющем небе. Сидеть на каменной стене было холодно. Мне показалось, что где‑то далеко‑далеко шумит морской прибой. Снизу до нас донесся крик ночной птицы. Ганелон вытащил из‑за пояса кисет, достал трубку, набил ее табаком и закурил. Его лицо, на мгновение освещенное светом спички, можно было назвать сатанинским, если бы не опущенные углы губ и печаль на глазах. Считается, что дьявола злобная усмешка, у Ганелона же она была угрюмой.

Запахло табачным дымом. Прошло несколько минут, прежде чем мой спутник нарушил молчание.