— Что за идиотские шутки? — проговорила я. — Прятаться в темноте и пугать женщин! Ничего умнее ты не мог придумать?

Но силуэт в темноте не шелохнулся и не издал ни звука.

У меня по спине поползли ледяные пальцы страха.

Вернуться, выскочить на улицу, позвать на помощь?

Но в этот глухой предутренний час глупо рассчитывать на чье-то вмешательство, на чье-то заступничество. Можно кричать хоть до посинения, и никто даже не выглянет в окно… все люди лежат сейчас в своих теплых постелях и видят десятый сон…

А самое главное — чтобы выскочить на улицу, я должна буду повернуться спиной к этому неизвестному ужасу, притаившемуся в темноте, а об этом я не могла даже подумать…

Значит, оставалось одно — идти вперед, делая вид, что я никого и ничего не боюсь, что мне совершенно безразличен тот, кто стоит во мраке… как можно быстрее добраться до лифта, нажать на кнопку…

А что, если он войдет вслед за мной в кабину лифта?

Я столько раз видела это в американских триллерах, что представила себе необычайно отчетливо.

Однако другого пути у меня просто не было.

Я двинулась вперед, умирая от страха.

Медленно продвигаясь в темноте, я не сводила глаз с едва различимого силуэта и поэтому забыла о ступеньках, которые вели к лифту, и споткнулась, едва удержавшись на ногах.

Громко чертыхнулась и снова искоса посмотрела на своего таящегося во мраке врага.

Он даже не шелохнулся.

— Ну и черт с тобой! — проговорила я нарочно громко, чтобы заговорить свой страх, отпугнуть его звуками своего голоса.

Я преодолела ступеньки и поравнялась с темным силуэтом.

Сердце бешено колотилось где-то в горле.

Мне нужно было пройти мимо незнакомца и оставить его у себя за спиной… но это было выше моих сил. Это было просто невозможно.

Я замерла, не зная, что делать, — ни идти вперед, ни вернуться я не могла.

И тут на втором этаже хлопнула дверь.

— Бессовестная скотина! — проговорил заспанный мужской голос. — Ты представляешь, сколько сейчас времени? Ни на грош стыда у некоторых! Неужели не мог до утра потерпеть?

В ответ раздалось виноватое поскуливание, которое следовало понимать так, что — нет, потерпеть до утра было никак невозможно.

— Распустил я тебя вконец! — продолжал ворчать заспанный мужчина. — Знаешь ведь, что мне утром идти на работу, и совершенно на это плюешь! Самый ведь сладкий сон на рассвете! Никакой в тебе жалости к хозяину! Нет, все-таки ты неблагодарная скотина!

«Неблагодарная скотина» проскулила в ответ что-то жалобное и застучала когтями по ступенькам.

— Еще и темень такая! — сокрушался несчастный хозяин. — Хорошо хоть догадался фонарик взять, а то бы точно все ноги переломал! Опять последняя лампочка перегорела, а никому и дела нет!

Шаги собаки и человека постепенно приближались, и наконец на лестнице появилось круглое пятно света.

Собака негромко тявкнула, и тут же раздался удивленный голос хозяина:

— Девушка, вы что тут стоите в темноте?

— Темно, — проговорила я, оправдываясь, — до лифта не могу добраться… посветите мне, пожалуйста… и еще… — мой голос стал робким и неуверенным, — кажется, тут кто-то есть… кто-то прячется…

— Кто тут может прятаться? — недовольно спросил мужчина. — Никого тут нет! Карлуша, ты кого-нибудь видишь?

Карлуша, который при свете фонарика оказался жизнерадостным фокстерьером, тявкнул с большим недоверием.

— А вот тут, в углу, кто-то стоит… — робко произнесла я, сама понимая нелепость своих недавних страхов.