— Да, я знаю, что его величеству давно угодно, чтобы этот негодяй сидел в тюрьме.
— Ну, это недовольство теперь будет еще более сильным, тогда как я надеялся погасить его.
— Почему?
— Из-за дела этой Сабины Даже.
— А-а! — сказал герцог, понимающе кивая головой.
— Даже — придворный парикмахер, он причесывал королеву, принцесс, влияние его в Версале велико, с ним часто говорит сам король.
— Это правда.
— Происшествие наделает много шума. Теперь весь двор им заинтересуется. Завтра только об этом и будут говорить.
— Непременно.
— Даже будет требовать правосудия. Его величество захочет узнать подробности, вызовет меня и будет расспрашивать. Что я ему скажу?
— То, что вы знаете.
— Я ничего не знаю.
— Черт побери! Действительно…
— Король сегодня упрекал меня в небрежности, а завтра обвинит в неспособности, увидев, что я не могу сообщить ему подробных сведений.
— Возможно.
— Эти многочисленные покушения, остающиеся безнаказанными, дают возможность моим врагам навредить мне, а Богу известно, сколько их у меня!
— О! Я это знаю, любезный Морвиль. Что будете делать?
— Я сам не знаю — это-то и приводит меня в отчаяние! Я не могу сообщить подробных сведений его величеству, и он опять выразит мне свое недоверие. Я не могу подать в отставку, потому что после этого нового злодеяния, оставшегося безнаказанным, все ненавидящие меня постараются бросить в меня камень…
— Спрашиваю еще раз: что же вы хотите делать?
— Отвечаю вам еще раз: не знаю, совершенно не знаю.
Ришелье наклонился к своему соседу и сказал:
— Ну, если вы не знаете… то знаю я.
— Вы, герцог? — закричал Фейдо. — Вы знаете, что я должен делать?
— Да.
— Что же?
— Радоваться, а не отчаиваться.
— Как?!
— Хотите меня выслушать?
— Слушаю во все уши.
— Посмотрите на меня внимательно, любезный Фейдо — в голове моей родилась удивительная, чудесная мысль.
— Мысль?
— По поводу этого происшествия, которое, вместо того, чтобы стать причиной вашего падения, принесет вам счастье.
— Каким образом?
— Слушайте меня хорошенько, с особым вниманием и, главное, с умом.
— Это легко рядом с вами.
— Очень хорошо! Принимаю комплименты за правду и начинаю.
Герцог взял табакерку, раскрыл ее и взял табак двумя пальцами.
— Любезный мсье де Морвиль, — начал он, — я прежде всего должен сказать вам, что окажу вам услугу после того, как вы мне услужите. Я заранее расплачиваюсь с вами.
— Я должен оказать вам услугу, герцог?
— Да, важную услугу.
— Я в полном вашем распоряжении.
— О-о! То, о чем я вас попрошу, сделать нелегко.
— Если не совсем невозможно… Но не угодно ли вам будет сказать, о чем идет речь…
— Любезный де Морвиль, — начал герцог, — дело идет о доброй покойной герцогине де Шатору.
— Да!
— Она умерла только шесть недель тому назад, умерла к несчастью для короля и для нас… Эта милая герцогиня была истинным другом… Мы переписывались, особенно после этого несчастного дела в Меце… и в этих письмах я, разумеется, был откровенен вполне… я подавал герцогине советы, которые может подавать только близкий друг…
Герцог делал ударение на каждом слове, искоса поглядывая на начальника полиции. |