Подмастерье бросился выполнять приказание.
— Зачем вы просите сюда всех этих людей? — спросил Даже с беспокойством.
— Предоставьте мне свободу действий — вы сейчас узнаете все, — отвечал Жильбер.
Обе служанки пришли вместе с Фебо.
— Как чувствует себя моя дочь? — спросил Даже.
— Все так же, — отвечала Жюстина. — Она неподвижна, но мадемуазель Кино говорила сейчас мадемуазель Нисетте, что ее дыхание стало более свободным.
Даже сложил на груди руки и поднял глаза к небу, как бы благодаря Бога.
— Разве мадемуазель Кино не хочет немного отдохнуть? — спросил Ролан.
— Нет, — отвечал Жильбер. — Она объяснила, что всю ночь просидит возле Сабины и выйдет из ее комнаты только тогда, когда та ее узнает и улыбнется ей.
— Как мне отблагодарить ее? — спросил Даже. — Это добрый гений, охраняющий мою дочь.
Дверь отворилась, и вошел третий подмастерье.
— А! — сказал Ролан. — Это Блонден.
— Виконт де Таванн возвратился из Версаля? — спросил Жильбер.
— Нет еще, — отвечал подмастерье, — но как только он возвратится, ему отдадут ваше письмо. Его взял первый камердинер.
— Хорошо! — сказал Жильбер, знаком велев подмастерью уйти.
Через пять минут Рупар, Урсула, мадам Жереми, мадам Жонсьер сидели в комнате за лавкой и смотрели друг на друга, сгорая от любопытства. Обе служанки стояли у камина, три подмастерья — у стеклянной двери, отделявшей комнату от парикмахерской.
— Друзья мои! — начал Жильбер. — Вы все были глубоко огорчены страшным происшествием, поразившим нас. Вы все любите Сабину, как и мы, вы должны узнать правду, приподнять завесу, скрывающую до сих пор это злодеяние. Вы нам поможете разъяснить это дело, не правда ли?
— Да-да! — сказали в один голос мадам Жереми, мадам Жонсьер, Урсула.
— Очевидно, — сказал Рупар, — что свет истинный — это великий общественный светильник.
— Молчите! — перебила Урсула, толкнув муже локтем.
— Начнем по порядку, — сказал Жильбер. — В котором часу вы вчера уехали в Версаль? — обратился он к Даже.
— Утром, в восемь часов, — отвечал парикмахер.
— И вы не возвращались сюда ни днем, ни вечером?
— Нет.
— Уезжая, в каком состоянии оставили вы Сабину?
— Как обычно, она была жива, весела, счастлива; и тени печали не было в ее глазах.
— Она спрашивала вас, вернетесь ли вы в Париж?
— Нет, она об этом не осведомлялась.
— Вы ничего не заметили? Припомните хорошенько.
— Нет, ничего особенного.
— А ты, Ролан, в котором часу оставил сестру?
— Я возвратился ужинать в шесть часов, — сказал Ролан. — Сабина была весела, как обычно. Она спросила меня, приходил ли ты в мастерскую. Я ей ответил, что ты не был, тогда она немного помрачнела. Я сказал, что ты должен был приготовить оружие в лавке на набережной, и я тебя увижу вечером, потому что мы должны работать вместе. Она улыбнулась. Потом спросила меня, говорил ли я с тобой о сестре твоей, Нисетте. Я отвечал, что без обиняков объясню тебе свои намерения и желания. Сабина поцеловала меня, краснея. Мысль о нашем союзе очень обрадовала ее. Когда я расстался с ней, она была взволнована, но это волнение было приятным.
— В котором часу ты оставил ее? — спросил Жильбер. |