- Как же бани сохранились здесь до сих пор? - спросила Глориана, сбрасывая с себя платье и рубашку.

- Источник самообновляется, - ответил Дэйн, протягивая ей мокрую руку, - а римляне строили на века, по крайней мере все, предназначенное для удовольствий. Осторожнее, не оступись. Здесь есть трещины, а пол скользкий от мха.

От пузырящегося бассейна исходил пар и серный запах. Глориана шагнула к Дэйну, все еще благоразумно не решаясь ступить в воду.

- Как он очищается?

Кенбрук положил руки ей на плечи. Горячая пенящаяся вода оказывала успокаивающее действие, она расслабляла мышцы бедер, ягодиц, груди и живота, избавляя Глориану от напряжения и снимая последние отголоски боли.

- Здесь есть очистительная система каналов, которая ведет в озеро, - прошептал Дэйн. Его дыхание ласкало губы Глорианы, и ей было ясно, что голова его занята сейчас вовсе не инженерными способностями римлян.

Дэйн склонил голову и с жадностью приник к ее рту, а Глориана сомкнула пальцы вокруг его фаллоса. Под своими руками она почувствовала источник мощной мужской силы, и это заставило ее затрепетать от желания. Дэйн ответил ей тихим стоном.

Прелюдии за этим не последовало. Быстро и резко приподняв ее своими сильными руками, Дэйн вновь опустил ее в воду. Он стал целовать ее грудь, медленно опуская Глориану все ниже, пока меч не вошел в ножны по самую рукоятку.

Глориана инстинктивно обхватила ногами его бедра и откинула голову назад, уже начиная конвульсивно подрагивать в бешенном ритме страсти, страсти, оставляемой Евой в наследство всем влюбленным.

Дэйн двигался медленно, долго, а когда наконец наступило наслаждение, его победный крик эхом пронесся по залу.

Глориана приникла к Дэйну, обняв руками его крепкую шею. Ее ноги все еще обхватывали его мускулистые бедра, а голова отдыхала на твердом плече. Она выпустила его из себя, только когда он вынес ее из воды и положил рядом с бассейном на каменные ступеньки. Потом он начал обмывать ее тело теплой водой так нежно, словно она была низвергнутой с Олимпа богиней, которая еще не оправилась от падения.

Выкупавшись, они продолжали лежать на низких, истертых временем каменных ступенях, молча держа друг друга в объятиях. Вокруг них плескалась вода.

Глориана задремала, потом проснулась и вновь заснула. Она была так расслаблена, что могла бы лежать на этих ступенях вечно, если бы Кенбрук не заставил ее подняться и одеться.

Когда они наконец вернулись в центральный зал с узкими окошками и ямами для костров, во дворе их ждали люди с лошадьми. Ничуть не стесняясь промокшей одежды и сырых волос, Кенбрук вышел им навстречу.

Через несколько мгновений Глориана последовала за ним после тщетных попыток привести в порядок платье. Ей казалось, что все заметят происшедшую с ней перемену, и ей хотелось спрятаться и подождать, пока уедут люди Гарета, и не выходить до тех пор. Но гордость победила. Отклики недавней страсти еще не улеглись и бушевали в ней вихрем покалывающих снежинок. Но она вышла во двор вместе с мужем. Кенбрук-Холл был только древними развалинами, но она стала хозяйкой замка, и ее место было рядом с Дэйном.

Из всех приезжих она узнала только рыжеволосого шотландца, но никто из двух дюжин остальных солдат не был ей знаком.

Максин почтительно склонил голову.

- Миледи, - произнес он. Она молча кивнула в ответ.

Кенбрук повернулся к Глориане с довольной улыбкой на губах.

- Мои люди приехали в Кенбрук-Холл, чтобы разделить с нами кров, - сказал он.

Как любая хозяйка, Глориана сразу заволновалась. Чем она станет кормить всех этих людей, где они будут спать? Но она была так же счастлива и горда, как Дэйн. Это были его солдаты, их долгом было служить своему господину и находиться подле него, где бы тот ни жил.

- Устройте лошадей, - сказал Дэйн, - и входите.