– Я тебя тоже люблю.
Головка ее повисла. Херефорд приподнял ее за подбородок.
– Это самые чудные слова, Элиза, каких я от тебя никогда не слышал. Что же ты поникла, вроде смущаешься этого?
Она не отвечала и не смотрела на него, а когда он привлек ее к себе, голова ее была снова опущена так, что виден был один белый пробор в ее пышных волосах.
– Что бы я ни говорил тебе в сердцах, ты настоящая женщина. Ответь, почему ты это сказала сейчас?
– Неужели я не могу тебе сказать такого, чтобы ты был поласковей со мной… даже когда я заслуживаю хоть немного ласки? Ты плохо думаешь обо мне, наверное, считаешь совсем бесчувственной.
– Про тебя я ничего не думаю и не считаю, я о тебе вообще не умею мыслить, ты как то умудряешься вести себя так, что у меня к тебе одна страсть, и я не могу думать, а только чувствую. – Он снова улегся, увлекая ее, отчасти потому что устал, а отчасти желая заняться ее изучением. – Хочу задать тебе вопрос, на который, знаю, ты не пожелаешь ответить. Можешь не отвечать, хотя мне очень хочется знать. Почему ты холодна со мной телом? Нет, не так, это не холодность, потому что я знаю, ты хочешь меня. Ты не холодна… Ты не позволяешь мне дать тебе удовольствие. Почему ты отказываешь мне и себе тоже в этом полном удовольствии? Это не входит в твою любовь?
– А для тебя что в нее входит? – Элизабет отстранилась, чтобы видеть лицо Роджера. – Какая тебе от меня радость, кроме этого и рождения твоего наследника? В твоем доме я не нужна, тут хозяйничает твоя мать. В делах тебе женщина тоже не нужна, ты сам силен и в поддержке не нуждаешься…
– Даже если все так, как ты говоришь, почему ты мне отказываешь в одной единственной вещи, которую я прошу?
Последовало долгое молчание, во время, которого Элизабет жалобно заползла под руку мужа. Он обнял ее, но не прижал к себе и не стал ласкать. Свечи начали заплывать, сначала одна погасла, потом вторая, к аромату весенней ночи примешался запах горячего воска, а Элизабет, прижавшись к мужу, еще ощутила острый запах здорового мужского тела.
– Я не могу, – ответила она подавленно. – Если бы я могла, ты бы все получил. Ты прав, сначала мне не хотелось отдать тебе всю власть надо мной, но той ночью… когда мы вернулись из Ноттингема, я пыталась. Я действительно пыталась. У меня не получается.
Херефорд глубоко выдохнул. Элизабет поняла, что он даже не дышал, вслушиваясь в каждое ее слово.
– Это… это неподходящее время было, Элиза. – Его голос дрогнул, он поднял руку и погладил ее по голове. На лице появилось выражение удовлетворения. – Расплети свои косы, любовь моя, и постарайся уснуть. Я больше не буду тебя мучить.
Глава четырнадцатая
Солнечный луч медленно двигался по застланному тростником каменному полу, в его свете пылинки сухой травы мелькали крохотными звездочками. Херефорд сквозь тяжелые веки следил за полетом этих звездочек в легком дуновении, проникающем сквозь открытое окно бойницу. Сегодня он начинает сбор своих вассалов, которых пока держал в резерве, но предупредил быть готовыми к походу на север. Присутствие Генриха было помехой: Херефорда совсем не устраивала прямая встреча его вассалов с будущим королем. Он вовсе не боялся, что вассалы останутся приверженцами Генриха, если он вдруг бросит своего сюзерена. Херефорд знал натуру их и Генриха: одни мечтают получить право на владение землей прямо от короля, а тот, конечно же, с готовностью откликнется на эти пожелания. Херефорду вовсе не улыбалась тяжба с вассалами и Генрихом насчет того, кто для кого будет считаться повелителем.
Для сборов надо было два или три дня, но как избавиться от Генриха и при этом не вызвать его подозрений? Долгие бессонные ночные часы ломал он голову, но так ничего и не придумал. |