Генрих сражался еще более успешно. Он разбил свою дружину на группы и атаковал обе осадные башни с такой внезапностью, что не встретил серьезного сопротивления. Там без труда нашли бочонки с горючей смесью для «греческого огня». Ею обмазали основание башен и подожгли. На мгновение Генриху стало жалко уничтожать эти осадные орудия, столь ценные и столь трудные в сооружении, но у него не было свободных воинов для их охраны и не хотелось рисковать тем, что они могут снова попасть в руки врага, если исход боя повернется в другую сторону. Следующим объектом его атаки стали те, кто пытался высадить ворота крепости, и бой с ними доставил ему большее удовлетворение, потому что сражались они яростно и упорно. Но их судьба тоже была предопределена: воины Генриха превосходили их числом, а защитники Девайзиса теперь сами открыли ворота и хлынули на неприятеля в поддержку своих спасителей. Им Генрих оставил добивать раскиданного и потрясенного противника, а сам кликнул своих рыцарей и тоже бросился разыскивать Юстаса.

Он разминулся с Юстасом на какие то мгновения. Молодой принц храбро сражался до последнего момента, пытаясь восстановить расстроенные ряды своих войск, не обращая внимания на советы старейших вассалов, которые считали битву проигранной. В самый последний момент от гибели или пленения его спас Раннулф из Южного Райдинга. Озлобленный на всех богатырь, про которого современники говорили, что он не верит ни в Бога, ни в черта, своим страшным кулачищем двинул Юстаса в висок и, кляня на чем свет короля, которому служил, его породу и ум, а заодно и его сына, подхватил оглушенного рыцаря, затащил к себе на седло и умчался, уведя за собой своих и Юстаса вассалов да жалкие остатки некогда надменной армии. Генрих видел кучку удирающих всадников, но знамени Юстаса там не было. Лишь когда он обшарил все вокруг Девайзиса, встретив по пути занятого тем же Херефорда, и весь лагерь противника, выяснилось коварство и вероломство врага. Ему, по обыкновению, полагалось снова впасть в ярость, но этого с ним не случилось. Одержав вторую большую победу за одну неделю, он просто стал презирать врага, который трусливо опускает свое знамя и прячется за спинами вассалов.

Те из воинов, у кого остались силы и охота, продолжали преследовать остатки полков Юстаса до самого вечера и в течение ночи. Но большинство ввалились сквозь избитые, но выстоявшие ворота крепости, теперь приветливо открытые для них, и рухнули без сил. Повалились с ними вместе и Херефорд со своим господином, который, однако, успел обнять всех по очереди, пройтись, приплясывая и напевая, по залу, но увидев, что никто его не поддерживает, решил, что все они ни на что не годятся, даже на хорошую пирушку по поводу победы.

Глава девятнадцатая

Херефорд проснулся на рассвете следующего дня с блаженным чувством легкости и беззаботности, которое сменилось удивлением: он спал прямо в доспехах. Сразу всплыли в памяти события минувшего дня, все объяснившие, и он лежал, тихо улыбаясь тому, что кто то заботливо перенес его в эту комнату, когда он свалился от усталости на тростниковую подстилку главного зала Девайзиса. Чувство свободы и облегчения все росло и росло, он, казалось, вот вот лопнет от радости, что тревога покинула его, мучительные сны, как сказала Элизабет, оказались ложным соблазном. А может быть, он пересилил свою судьбу, раз беспокойство ушло? Тут он довольно ухмыльнулся, вспомнив, что Юстас оказался в западне в Фарингдоне. Развязка приближалась, это было совершенно определенно и несомненно, потому что Фа рингдон был в кольце крепостей, правда, небольших, но хорошо оснащенных для военных действий и усиленных гарнизонами свежих и верных Генриху войск. Впервые с того памятного дня, когда Гонт предложил ему это дело, он дышал полной грудью, испытывая ничем не замутненный восторг. Он уже знал, что Генрих разослал по гарнизонам приказ выделить войска для осады Фарингдона. Через день другой, только не приключилось бы между делом еще одного пиршества, с тоской подумал Херефорд, они выступят и овладеют Фарингдоном.