Он потянулся и помахал руками, чтобы расслабить мышцы спины. Тут он заметил, что весь забрызган запекшейся кровью. Поморщившись, он позвонил в колокольчик и велел слугам приготовить ванну. В комнате было прохладно, и придется позябнуть, но лучше быть озябшим, чем перепачканным, хотя и обрызган он кровью врага, что для рыцаря даже почетно. Да и мыться было не так уж холодно, и граф разнежился в горячей душистой ванне возле ярко горящего очага. Открылась дверь, и Херефорд вздрогнул: в памяти свеж был удар ножа де Кальдо, и он стал осторожнее. Пришел Генрих, и Херефорд облегченно протянул ему мокрую руку.

– С добрым утром, милорд, с прекрасным, чудным благословенным утром!

– Для тебя, может, и так, а для всего света идет холодный дождь.

Генрих говорил странно натянутым тоном, но Херефорд пребывал в блаженстве и не заметил этого.

– Ну тогда с хорошим дождем, благодатным для поздних цветов и растений, – продолжал благодушествовать Херефорд.

Генрих нервно ходил по комнате, подбирал разбросанные вещи Херефорда, разглядывал его доспехи и оружие, шаркал ногами по тростниковой подстилке. Херефорд привык к беспокойному поведению повелителя и не обращал на него внимания, почесываясь в ванне, потом взял приготовленную большую мягкую простыню, закутался в нее и стал вытираться.

– Есть новости из Фарингдона?

Херефорд их пока не ждал, ему не хотелось расставаться с этим покоем. Все страхи и опасения опоздать оставили его, и у него еще не было настроения начать обдумывать новую кампанию. Но только пока, потому что помимо удовольствия от покоя он сохранял бодрую готовность обрядиться в свои доспехи и весело кинуться в бой, чему уже не мешали мрачные тени сомнений. Не знал Херефорд, откуда явились к нему эти тени и куда они подевались. Он знал только, что кризис наступил в сражении под Девайзисом, и кризис этот он пережил.

– Из Фарингдона? Нет, никаких вестей оттуда я не получал. Знаешь, Роджер…

Тут неуверенность в голосе патрона уже от Херефорда не ускользнула. Он быстро повернулся к Генриху, ожидая услышать от него неприятное известие, но совсем не был приготовлен встретить беду.

– В чем дело? – Он все еще улыбался. – На что непредвиденное мы натолкнулись? Юстас сбежал? Стефан у ворот?

– Я срочно выезжаю на побережье и с первым попутным ветром возвращаюсь во Францию.

Наступила мертвая тишина, слышно было, как в очаге тихо потрескивает огонь. Улыбка еще блуждала на лице Херефорда, но уже бессмысленная, а голубые глаза стали темными и пустыми. В очаге громко треснуло, и на пол брызнули искры, заставив Херефорда отпрыгнуть.

– Я не ослышался? – Он спросил четко, старательно выговаривая слова. – Уезжаете просто так? Вам надоело заниматься с нами этой игрой?

– Роджер, Господом Богом заклинаю, не надо меня терзать. Не смей думать, что делаю это по доброй воле… в этот момент, когда наша цель на расстоянии вытянутой руки…

– Тогда и не уезжайте… Ну кто может заставить вас уехать? И мы даже разговор этот вспоминать не будем!

Встретились и скрестились два твердых взгляда серых и голубых глаз, и серые глаза не уступили. Упрямый и настойчивый Генрих был непоколебим. Он был расстроен, объяснение ему было неприятно, но все это он уже перестрадал ночью, и решение его осталось окончательным.

– Отец просит меня срочно вернуться домой. Письмо пришло вскорости после нашего выступления из Глостера, там сочли его неспешным, сразу мне не переправили, потом осада…

В душе Херефорда еще трепыхалась слабенькая надежда.