Но мирные, практически домашние желания поболтать и поспать - это одно, а реальность, пусть даже реальность магическая, подчас совершенно другое. Она диктует свои правила поведения. Отказываться от приглашения было нельзя, если, конечно, я не собиралась вусмерть обидеть балаганщиков, растоптав, как слон маргаритки, их признательность.

    -  Спасибо, Матиасса, мы обязательно придем, только уж не взыщи, ненадолго, поутру мы хотели отправиться в дорогу, но прежде я должна посмотреть в огонь, - постаралась выкрутиться я в стиле поговорки "И на елочку влезть, и задницу не ободрать", припахав к делу веские магические доводы.

    Матриархиня балаганщиков, как имеющая опыт прорицания, кивнула мне:

    -  Твоя стезя столь извилиста и сложна, магева. Мой дар не велик, но опыт более чем в восемь десятков лет чего-то стоит. Я обычно смотрю на воду, коль пожелаешь, мы сегодня попробуем пронзить ее гладь вместе.

    "Да, хотели как лучше, а получилось как всегда", - мысленно я почесала в затылке. Вообще-то я не собиралась гадать ни по воде, ни по огню, ни по земле, даже по облакам не хотела, просто показалось, что придумала удачную отмазку от банкета, но может, и правда, стоит воспользоваться нежданной халявой и посмотреть, чего мне напророчит пожилая провидица. В отличие от Лакса, я, кажется, умела фильтровать видения и, хотя особенного опыта в их толковании не имела, в экстренных случаях могла правильно применять выдаваемые перед игрой "подсказки".

    -  Пожелаю, - решительно согласилась я с предложением Матиассы.

    Наш самый вежливый Лакс отправился провожать старушку до дому, до хаты, наверное, в качестве искупления за длительный запой. Во всяком случае, я понадеялась, что парень не собирается отомстить бабке за некорректное пророчество, тюкнуть по голове ее же тросточкой и прикопать где-нибудь в теньке под фургончиком, пока балаганщики увлечены приготовлениями к массовым гуляниям.

    Так что через пару часиков наша компания уже сидела на тюфяках и скамьях в большом шатре в обществе балаганной элиты, обряженной в свои лучшие, а следовательно, самые пестрые, звенящие, снабженные изобилием ювелирных изделий одеяния. С шутками и смехом обносили народ едой и напитками белозубые красавицы. Женщины сверкали огненными взорами, яркими улыбками и такими низким вырезами на тонких блузах и платьях, что они, кажется, начинались от пояса. На меня невольно повеяло призраком стриптиза с родины.

    Через поднятую и прихваченную яркими лентами стену шатра открывался замечательный вид на массовое веселье, чем-то напоминающее смесь Парада Алле и бразильского карнавала. Фургоны и шатры сдвинули громадным кругом, освободив изрядное пространство под колоритное действо. Все пили и пели песни, причем сразу штук пять разных и очень громко, играла музыка, танцевали, наверное, дюжину танцев разом, мельтешили красочными бабочками, показывали фокусы и трюки не для кого-то и не за деньги, а просто так, потому что просила душа, широкая, как чудный в любую погоду Днепр, душа балаганщика. Было здорово и никаких патетичных речей и тостов, чего я, признаться, весьма опасалась.

    Ну не люблю я тосты, слишком заезжено они звучат. Побываешь на трех-пяти попойках-праздниках (особенно старшего поколения) и, кажется, знаешь все наизусть: "За дам (присутствующих, отсутствующих, прекрасных)", "за здоровье (всех и каждого)", "за родных, близких, друзей", ладно бы в прозе, гораздо хуже, если в скверных и тоже кочующих с одного праздника на другой стихах, почему-то, чем сквернее, тем чаще цитируемых.