— Раз недоразумения позади, позвольте напомнить, зачем мы сюда приехали. — Мадина решительно поднялась со стула. — Нам нужны две комнаты, звукоизолированные друг от друга. Фиксация для менталистов в них, уровни допрашиваемых — пять и шесть с половиной. Техническая возможность вести запись допроса, но на контролируемый мной носитель…

Перечисляла она ещё минуту. Японки за это время окончательно успокоились, вернувшись в своё обычное состояние.

Лицо Ржевского по мере её слов вытягивалось всё больше и больше, пока не достигло почти гротескной конфигурации.

* * *

— Имя, звание, последняя занимаемая должность? — блондин занял место напротив бастарда троюродного брата русского Императора с таким видом, словно это его привычное и давно знакомое занятие.

Когда она оговаривала с хозяевами требования к рабочему месту, он несколько раз порывался что-то сказать, но удержался.

— Шутить изволите? — глава рейдерского цеха менталистов, принадлежавшего Семье, справился с эмоциями и сейчас активно убирал у себя страх профессиональными техниками.

— Дим, он через ментал берёт собственную психику под контроль, — очень тихо сказала Наджиб родной речью из своего угла.

— Да и хрен с ним, — равнодушно отмахнулся попечитель. — Против лома нет приёма. — Затем перешёл на русский. — Вопросы здесь задаю я.

Ржевский подошёл к зафиксированному в блокираторах фигуранту и отпустил щелбан:

— Есть два варианта. Быстрый и безболезненный против быстрого, но болезненного — это для тебя. Первый или второй?

— Ты соображаешь, что несёшь?!

— Вопросы здесь задаю я, — повторил со вздохом блондин, затем без перехода выдал языком Залива. — Мадина, я сейчас с ним торговаться буду, а он будет думать, как меня обмануть. Всё то, что он утаит, прочесть сможешь?

— Легко.

— Точно?! — опекун словно сомневался. — Ты сама говорила, разница пол очка. Не маловато для уверенного сканирования?

— Ваша русская школа ментала, сила есть — ума не надо. Техника как у нашего четвёртого уровня, а по силе я так и так в приоритете, — пояснила она.

Видя, что попечитель всё ещё колеблется, менталистка добавила:

— Твоим языком: Норимацу сможет обогнать тебя на милю бегом с тем грузом, который ты сюда нёс?

— Да она и не поднимет, наверное? — задумался Ржевский.

— Именно. Хотя руки-ноги у неё в наличии, как у тебя. Вот у нас с этим в ментале то же самое.

Там же, через некоторое время.

— … считаю наш разговор законченным. Я, конечно, допускаю, что вы можете перейти и к мерам физического воздействия в мой адрес, — Вячеслав Романов смотрел на Ржевского с нескрываемым презрением. — Но, надеюсь, даже такой дуб как вы понимает: против меня не сработает.

— Как знать, как знать, — Дмитрий вооружился пилочкой для ногтей, которую вытащил из ящика чужого стола, и сейчас сосредоточенно наяривал ею по левой руке. — Поговорка есть: не попробуешь — не узнаешь.

Мадина свою часть работы уже выполнила: примерно минуту назад она положила перед глазами блондина листик, добросовестно укрытый письменностью Эмирата.

Вопрос попечителя, сформулированный в самом начале, звучал так: «Чего он больше всего боится? Какой у него самый большой страх в жизни? Может, тайна какая есть?».

Спросил это Ржевский походя, ни к селу ни к городу и на языке Залива.

Она поначалу даже не оценила всей глубины задачи: вид опекун в тот момент имел идиотский, допрос откровенно проваливал и к чему вообще собирался прийти, ограничивая свободу таких людей, было загадкой.