— Позвонить бы кому-нибудь. Пускай приедут выручат. Пропадём мы тут с тобой ни за что. Жаль, папа у меня уехал на курорт.

— Что ты всё «папа» да «папа»! Сам не ребёнок, двенадцать лет. Не за ручку же тебя по жизни водить.

Алёша подкрался к той двери, в которую вышел старшина, и заглянул в неё. Потом он попробовал, не закрыта ли дверь, ведущая в коридор, подмигнул мне и шёпотом сказал:

— Бежим отсюда, Анатолий Корзинкин, двенадцати лет.

— Как это «бежим»? — испугался я.

— Откроем дверь и убежим. Нас ведь никто не сторожит.

— Убежишь — так они будут нас самыми настоящими преступниками считать.

— А если останешься, думаешь, они тебя по головке гладить придут?

В словах Алёши была какая-то правда. Надо было, как учил меня папа, всё обдумать и взвесить, но Алёша стоял надо мною и толкал меня в плечо.

— Ну, — говорил он, — ну же! Думать некогда. Пошли.

— Искать будут.

— Пускай ищут. Таких ребят, как мы, в Москве целый миллион.

Я вовсе не считал, что таких, как я, в Москве целый миллион, но сейчас не время обсуждать это.

— Найдут, — сказал я. — Всю милицию на ноги поднимут, а найдут.

— Как же! С собаками по твоему следу пойдут. Нужен ты им!

Он посмотрел на часы.

— В общем, ты как хочешь, а я на поезд могу опоздать.

Алёша выглянул в коридор.

— Никого. Бежим.

Я покачал головой.

— Да бежим, тебе говорят!

Он схватил меня за рукав, видно всерьёз решив сделать из меня то, что в протоколе называется «сообщник».

— Вечно тебя на аркане надо тащить! Вставай! Он потащил меня к двери, а я упирался, во что бы то ни стало стараясь остаться честным человеком.

Наши рюкзаки лежали у самой двери. Я уцепился за лямку рюкзака. Но это был лёгкий предмет, и Алёша продолжал тащить меня вместе с рюкзаком.

— Пусти! — упирался я. — Оставь!

Я ни за что не хотел покидать эту комнату и поэтому решился на последнюю меру.

— Товарищ старшина! — заорал я, но Алёша закрыл мне рот рукой и вытолкнул за дверь.

В коридоре действительно никого не было. Распахнутая дверь на улицу была в каких-нибудь трёх шагах от нас. Я думал, что Алёша тут же припустится бежать, а он задумался на секунду и опять повернулся к двери в комнату, из которой только что выпихнул меня. Я сразу кинулся обратно.

— Я, значит, беги, — зашипел я, стараясь оттолкнуть его от двери, — а ты в честные люди попадёшь?

— Дурак! — отрывая меня от дверной ручки, говорил он. — Вот дурак! Второго такого я… и в жизни… не… не видал… Рюкзак… рюкзак, понимаешь, захвачу! Не могу же я в лагерь ехать без рюкзака.

Наконец он оторвал меня и приоткрыл дверь. Но о том, чтобы схватить рюкзак, нечего было и думать: в комнату уже входил старшина.

И опять мы побежали. Алёше было хорошо: он бежал налегке, а я с грузом за спиной.

Мы остановились у новой стройки, и здесь произошло самое удивительное из всех событий этого дня. Я расскажу об этом, хотя уверен, что вы уже и сами догадались обо всём.

Алёша поднял с земли кусок проволоки и загнул один конец.

— Давай вернёмся на минутку. Попробуем рюкзак через окно утащить.

— Твой рюкзак — твоя и забота, — сказал я и повернулся, чтобы уйти и никогда не встречать этого мальчишку, но вдруг вспомнил и спросил: — А почему ты старшине адрес неверный дал?

— Почему же неверный? Дом восемь, квартира тринадцать.

— Хитёр! А ты знаешь, кто в квартире этой живёт? Образцовый ученик.