— Еще похмелять этого выродка, — лицо Виктора Саныча перекашивает от гнева. — Туда и дорога… Ему же вышку не дадут, скажут — невменяемый… Как тебя зовут, девочка?

— Ольга.

— Ишь, какая серьезная — «Ольга», — усмехается дежурный. — Посмотри-ка на нее!

Ольга сердито дергает носом. Виктор Саныч оглядывает ее с ног до головы. Задерживается на дырке на коленке. Откровенно принюхивается.

— Ты из интерната, Оля? — спрашивает он. — Детдомовская?

Кровь бросается Ольге в лицо.

— Ничего я не детдомовская, — сердито говорит она. — И вообще я пришла сказать, кто убийца, вам не надо, что ли?

Дежурный возмущенно набирает воздуха в грудь, и Виктор Саныч жестом останавливает его.

— Ну, рассказывай, — велит он. — Ты молодец, нам сейчас любые показания на вес золота.

— Этот дядь Юра убивает, — выпаливает она, и Виктор Саныч удивленно задирает брови. — Этот… Аресьев… Арсенев… Юрий… не знаю я его отчества! Он в Институте работает.

Дежурный вдруг всплескивает руками. Торопливо и почти беззвучно шепчет Виктору Санычу, — и удивление на лице следователя сменяется холодным презрением.

— Варсенев, — жестко говорит он. — Юрий Андреевич Варсенев, геолог, кандидат наук, который засек тебя с дружками, когда вы били лампочки в подъезде и которого вы, малолетняя шпана, обложили матом, когда он велел вам прекратить.

— Неправда, — произносит Ольга одними губами.

— Ты хоть понимаешь, что творишь? Хочешь оболгать человека, сломать ему жизнь, чтобы отомстить за подзатыльник?

В голове у Ольги — звон, донесшийся из подъезда за секунду до того, как дядь Юра погнался за ними. Стеклянный звон бьющихся лампочек…

— Я не… мы не били… все не так! — кричит Ольга.

— А как? — ледяным голосом спрашивает Виктор Саныч. — Ну-ка объясни мне, почему ты обвиняешь порядочного человека, когда настоящий преступник уже пойман?

Ольга открывает рот — и молчит. В голове звенит, в голове бродит человек-ворона с колокольчиком, — выходи, выноси ведро, похорони секреты навсегда. Завали мусором черный глаз Коги. Закопай Деню, Егорова и Грушу. Спрячь навеки Голодного Мальчика, который не хочет в детдом, и Янкиного папу, стреляющего ему прямо в живот, и Янку, Янку, которая тоже не хочет в детдом, спрячь… В голове пахнет помойкой.

— Что делать будем? — с отвращением спрашивает дежурный, и Виктор Саныч брезгливо пожимает плечами:

— Родителей вызывай и в детскую комнату, пусть Валентина ей пока объяснит, что такое клевета. А, еще лампочки эти… хулиганство… Надо на учет ставить.

— Нет, ну до чего наглая шпана пошла, — изумленно качает головой дежурный, и Ольга видит, что он в ужасе. Они оба в ужасе — это ясно хотя бы по тому, что на нее даже не орут. — Это до чего же надо быть бессовестной…

— Оформляй, — бросает Виктор Саныч и выходит, обтирая руки платком с таким видом, будто потрогал тухлую рыбу.

Мусорный колокольчик в голове надрывается так, что вот-вот расколется череп. Нити собачьей шерсти выскальзывают из рук и без следа растворяются в тумане.

10

— Странность мира восстановлена, — холодно произнесла Янка, и Филипп удивленно вздрогнул.